На линии огня

Поглядывая на небо, они идут дальше. Самолеты теперь сломали строй и один за другим снижаются над рекой, закрытой от Гамбо зеленью виноградников и кладбищем на взгорье. В воздухе разлетаются белые облачка и слышится отдаленный стук «бофорсов». Затем гремит череда тяжких взрывов, и самолеты, в наглом сознании своей неуязвимости вновь набрав высоту, улетают.

– Нагадили и смылись, – говорит один из солдат.

– А наши-то где? – безнадежно спрашивает другой. – Где наши славные соколы?

– Не скули. Сегодня утром одного фашиста сбили.

– То-то, что одного… Наш истребитель постарался. Не знаю, как в других местах, а тут я никого, кроме фашистов, в небе не видал.

– Все наладится…

– Как бы поздно не было.

Гамбо, обернувшись, смотрит на них свирепо. Он ценит своих людей, но все же порой бывает нужно дать им острастку.

– Заткнулись оба!

Они повинуются, как всегда. Лишь однажды, вспоминает майор, дело чуть было не зашло слишком далеко. Случилось это под Теруэлем, в январе, когда один из его офицеров, уже потерявший к этому времени почти половину своей роты, отказался вести оставшихся в третью атаку на Мулетон. Солдаты, измученные холодом и губительным огнем противника, были готовы взбунтоваться, и командир роты встал на их сторону. Гамбо, которому не оставалось ничего другого, как отстранить его от командования, уже собирался расстрелять его вместе с четырьмя другими зачинщиками мятежа, но тут, по счастью, пришел приказ отменить атаку. Солдат отправили в штрафной батальон, а их командира, отважного человека, виноватого в том лишь, что поддержал своих людей, – под трибунал.

– Здравия желаю, майор.

Лейтенант-ополченец Сугасагойтиа, командир 3-й роты, завидев начальство издали, выходит ему навстречу из-за кладбищенской ограды, выщербленной пулями.

– Ну как вы тут, Роке?

– Как видишь. Все тихо пока. Ждем-пождем.

Гамбо передает ему бутылку:

– Вот, принес тебе… Может, пригодится.

– Спасибо.

– Прости, что не полная.

Они старые товарищи. Роке Сугасагойтиа, здоровенный баск, бородатый, со сросшимися бровями, с приплюснутым носом, ручищи – как лопаты, всю войну на передовой: сначала на северном фронте, потом в Арагоне и Каталонии. Рабочий-металлист, коммунист с 1934 года, он утверждал, что автономное правительство Страны Басков с самого начала своего существования[44] было шайкой лицемерных демагогов и перекрасившихся фашистов. Ни одного попа не расстреляли, жаловался он. И потому в 1937 году Роке вступил в Народную армию Республики, не желая иметь ничего общего с теми, кто ежедневно ходит к мессе, уважает частную собственность и на том стоит. С этими командирами и политиками, которых, как и предателей из Хенералидада Каталонии, непременно – дайте срок! – выведут на чистую воду и спросят с них по всей строгости.

– Они собираются атаковать тебя, Роке.

– Я уж почуял.

– Они накапливаются за виноградниками. Рекете, как я тебе и сказал. И вероятно, другие части. Думаю, до сих пор не начали, потому что ждут огневую поддержку.

– А что у наших? В каком они положении?

– Положение неплохое. Апаресиду, правда, пока не взяли, но городок и высоты – наши. Собираемся двинуть танки к шоссе на Файон, чтобы соединиться с войсками на плацдарме… Но, повторяю, франкисты, по всему судя, попробуют прорваться на твоем участке.

– Мы зацепились тут прочно. Два «максима» на флангах покрывают весь передний край. А сзади минометы, готовые вставить слово.

– А люди как?

– Обеспечены патронами. Настроение боевое. Нам доставили воду и горячую пищу, так что больше нечего просить.

– Пойдем-ка, покажешь, как и что.

– Пошли.

Лейтенант ведет его мимо могил – кое-где после памятного понедельника 25-го числа памятники разрушены и повалены. Бойцы непринужденно расположились среди каменных крестов и мраморных надгробий, валяются на перепаханной снарядами и пулями земле, среди сломанных гробов, клочков саванов, разбросанных повсюду скелетов и отдельных костей. Дойдя до наполовину разбитой ограды, Сугасагойтиа показывает на северо-восток:

– Если полезут, то наверняка вон оттуда, от того оврага и через виноградники. Впрочем, кусты низкие, защита будет неважная… А решатся дальше продвинуться…

– Решатся, будь спокоен. Это рекете.

– Ну и ладно. Рекете так рекете… Так вот, если пойдут вперед, наткнутся на колючую проволоку. Чтобы добраться до моей первой траншеи, им надо будет пройти заграждения. А дальше – собственно само кладбище. Видишь? – Он водит рукой из стороны в сторону. – Я приказал в нескольких местах разобрать стену, чтоб мои стрелки били из укрытий.

– Падалью смердит, – морщит нос майор.

– Человек ко всему привыкает. Скоро и ты принюхаешься.

– Пока что пробирает до кишок.

– Говорю же – это поначалу. Мои бойцы тоже сначала зафыркали, но я объяснил, что нет убежища более надежного. Да и потом, говорю, если кокнут, то и могилку рыть не надо, и плита готова… Они поржали, втихомолку поматерили моих покойников – и все в порядке. Хорошие ребята.