Дощатые сараи на Ярмарочной площади заселены армянскими беженцами из Анатолии[468]
. В городе свирепствуют сыпной тиф и другие заразные болезни, госпиталей и лазаретов недостаточно, чувствуется большой недостаток врачей и всяких медицинских средств, смертность громадная: не хватает гробов, в них мертвецов довозят только до кладбищ, а там вытряхают в братские могилы и с пустыми гробами возвращаются в госпитали за новыми покойниками.В городе чувствуется двоеначалие[469]
и отсутствует тот порядок, какой пришлось видеть в Ростове; почти не видно и городовых, только парные часовые у дворца наказного атамана, находящегося против городского сквера, в котором стоит памятник императрице Екатерине II, теперь с ободранными на нем надписями, да такие же парные часовые у небольшого особняка, занятого генералом Деникиным.Генерала Драгомирова с его канцелярией нашел тоже в небольшом одноэтажном особняке с палисадником. Начальник его канцелярии, генерал-майор Вахрушев был командиром Пермского пехотного полка, сражавшегося под моей командой во II корпусе у Мазурских озер, и был на моих глазах ранен и мне хорошо известен. В ожидании выхода генерала Драгомирова мы с ним разговорились и вспомнили о прошлом. От него узнал, что о назначении на строевую должность, не только в моем чине полного генерала, но и штаб-офицера, в Добровольческой армии рассчитывать нельзя, так как установился свой порядок старшинства для назначения на эти должности, исключительно из состава офицеров, служащих в ней и принимавших деятельное участие в ее боевых действиях против большевиков.
Вышедший затем генерал Драгомиров любезно меня принял и, выслушав мой рассказ о службе в украинской армии и бегстве моем из Полтавы и узнав о моем желании зачислиться в резерв чинов Добровольческой армии, направил меня к дежурному генералу.
Заполнив опросный лист и указав на генерала Драгомирова, от которого можно получить рекомендацию обо мне, я вернулся домой. Через два-три дня получил от дежурного генерала уведомление, что зачисляюсь в резерв чинов при штабе главнокомандующего.
Почел долгом своим явиться генералу Деникину и его начальнику штаба генералу Романовскому. Генерал Деникин был занят и меня не принял, да и вообще никого из представляющихся не принимает, а потому, подставляя мне книгу для записи, дежурный адъютант попросил расписаться в ней и указать свой адрес. Генерал Романовский (бывший артиллерист 3-й гвардейской артиллерийской бригады[470]
), о котором я уже был осведомлен как о весьма энергичном и деятельном начальнике штаба Добровольческой армии, оказывающем весьма сильное влияние на генерала Деникина и вершителя всех дел, тотчас же принял меня и, извиняясь о том, что он имеет лишь несколько минут свободного времени, так как должен идти на доклад к генералу Деникину, сразу задает мне вопрос:– А как здоровье Любови Алексеевны? (Мищенко – моей сестры)? Как она после смерти Павла Ивановича поживает?
Отвечаю, что сестра в очень тяжелом положении, так как остается без всяких средств к жизни, с двумя мальчиками-приемышами на руках, и не знает, к кому бы обратиться, чтобы ей помогли… Из этого разговора я усмотрел, что Романовскому я знаком был и раньше и, по всей вероятности, встречался с ним в семье П. И. Мищенко (на Дальнем Востоке во время Японской войны). Не задерживая его, я распростился и ушел домой.
В той обстановке, в которой я теперь оказался, получая 240 рублей в месяц плюс паек в натуре от интенданта, передаваемый мною сестре, вместе с платой за квартиру (100 рублей), я был совершенно обеспечен и имел пропасть свободного времени для ознакомления с городом и всеми особенностями этой дотоле незнакомой мне окраины России, которой теперь суждено было быть ареной борьбы с большевиками и где таились еще надежды спасти погибающее Отечество. Сюда стекались беглецы со всей России, много видных деятелей, много знакомых, было с кем поговорить, узнать прошлое и о том, что происходит в настоящем, на что можно надеяться в будущем.
Весьма сложные вопросы внутренней политики в отношениях к правительствам Кубани, Дона, Терека; к Ставропольской губернии, Черноморской области, Дагестану, Астраханской губернии и вопросы внешней политики к Грузии, Азербайджану, Крымскому правительству, к Турции, Франции и Англии требовали к себе со стороны генерала Деникина большого внимания, твердости и решительности.
В эту же зиму 1918/19 года после заключения большевиками постыдного Брест-Литовского мира, когда в русском обществе и среди рабочих начали пробуждаться национальные чувства и начали создаваться противобольшевистские фронты – Северный, Северо-Западный и Восточный, – связи у Добровольческой армии с ними не было или, правильнее сказать, почти не было, так как посланный в Сибирь к господину Колчаку генерал Флуг не давал о себе знать.