Отправляясь в поход, я не ожидала, что он окажется настолько тяжелым. Извилистые, узкие, порой едва заметные тропки круто поднимались по склонам; латерит был таким гладким, словно его смазали мылом, а мокрый травяной покров на скалах делал их еще более скользкими. Почти все время дорога шла по краю ущелья, усыпанного огромными неровными валунами. Один неверный шаг — и прощай, жизнь. Однако все эти трудности были хорошо известны моим спутникам. Длинные шесты заменяли нам канат, с помощью которого альпинисты страхуют друг друга.
Горные ручьи разлились и с шумом неслись в долину. Местные ручьи теплее горных речушек в австрийских Альпах, но не уступают им в темпераменте. Из воды выглядывают камни, положенные в местах перехода; только по ним и можно перейти на другой берег: во время разлива поток достигает двухметровой глубины. Но всего через два месяца, в сухой сезон, те же самые ручьи легко перейти вброд. Не помню уже, через сколько речек и ручьев нам пришлось перебираться в этом походе — так много их встретилось на нашем пути. Одна, без помощи провожатых я бы никогда не достигла цели.
Однажды я едва не наступила на голову крокодила, которую приняла за камень; я уже приготовилась к прыжку, как вдруг проводник рванул меня сзади на себя. Крокодил удивленно открыл глаза. И это был не единственный случай, когда проводник спасал мне жизнь.
Однажды, перебираясь через бурную реку, я сорвалась с камня. Проводник не отпустил моей руки и вместе со мной оказался в воде; увлекаемый течением, он тем не менее несколькими метрами ниже чудом уцепился за большой валун. Я стала карабкаться по скользкому, крутому, глинистому берегу, сорвалась и снова очутилась в воде. Мои провожатые, парализованные ужасом, безучастно смотрели, как я скользила назад в воду. Однако мне снова удалось выкарабкаться на берег. Провожатые к тому времени пришли в себя: несколько рук дружно подхватили меня и поставили на ровное место. Увидев, что я наконец в безопасности, все стали громко смеяться. Я тоже засмеялась.
Несмотря на плохую видимость, жители небольших деревушек издали замечали наше приближение и обращались в бегство. Поэтому я всякий раз высылала вперед одного из провожатых, хорошо известного в здешних местах, чтобы он подготовил жителей деревни к нашему приходу, а сама терпеливо ждала сигнала, и, только услышав пение и хлопки в ладони — знак, что меня приглашают в гости, — я входила в деревню. Лишь когда я оказывалась в центре толпы, пение обрывалось. Деревенский староста брал обеими руками мою правую руку и произносил приветствие. Остальные присутствующие приветствовали меня таким же образом. Даже дети стремились пожать мне руку. Некоторые из них, побоязливее, при моем приближении начинали плакать. Старшие дети, особенно девочки, дотрагивались до моей спины, проверяя, настоящая ли у меня белая кожа.
Хижина для гостей к тому времени уже бывала устлана свежими матами, мальчик приносил бамбуковую трубу с речной водой и ставил ее в угол. Первое время я никак не могла приспособиться к этому сосуду. Однако затем я наловчилась осторожно наклонять трубу, так, чтобы вода стекала прямо в полиэтиленовый мешочек, который я держала в левой руке. Наполнив мешочек, я ставила трубу на место, смачивала в воде тряпку и таким образом умывалась.
Ночью я спала на бамбуковом полу. Вскоре я привыкла к новой постели и отлично высыпалась. Менее приятным было присутствие крыс, носившихся в темноте по хижине. Крысы, завезенные на Мадагаскар морскими судами, быстро расплодились, поскольку у них не оказалось естественных врагов, и превратились в настоящий бич островитян. Правда, на Мадагаскаре есть кошки, но из-за тропического климата они размножаются медленно и плохо выживают.
Во всех деревнях я расспрашивала жителей о лесных людях.
— Сейчас их больше нет, — отвечали мне. — Раньше было несколько человек. Они жили под открытым небом, ходили непричесанные, не обрабатывали полей. Ночами они прокрадывались в деревни и воровали рис и маниок.
Однако один из стариков совета старейшин деревни Антробака заявил, что в лесу до сих пор живут маленькие человечки ангалампи.
— Они похожи на мальчиков и девочек. Они не стригутся, не выщипывают волос на лице и теле, питаются медом диких пчел, корнеплодами, дикорастущими фруктами и с помощью деревянных и бамбуковых копий охотятся на кабанов. По ночам они приближаются к деревням и крадут то, что растет на полях. Ангалампи часто оставляют следы на влажной земле, однако преследовать их нельзя, потому что они убивают преследователя или насылают на него болезнь.
— Возможно, они ничего не сделают вам, потому что вы вазаха, — добавил староста.
Он сообщил также, что эти человечки живут в пещерах или хижинах, сделанных из веток и листьев и напоминающих временные жилища охотников и земледельцев племени бецимизарака. Бецимизарака ставят такие хижины в лесу или поле на период охоты или сельскохозяйственных работ.
— Возможно, вы обнаружите их у водопада, хотя они очень пугливы и постараются избежать встречи с вами.