Утро следующего дня мы снова встретили в пути. По дороге нам попадалось немало деревень, не обозначенных на карте, но мне было некогда взбираться по крутым склонам и осматривать деревушки, часто состоявшие всего из двух или трех хижин.
Дождь наконец перестал, выглянуло солнце, но было по-прежнему прохладно. Горная долина напоминала мне одну из долин в австрийских Альпах, только растительный покров был совершенно другой. Здесь, на этих высотах, растет высокий папоротник, орхидеи и деревья с толстыми стволами и густой листвой. К моему удивлению, в некоторых деревнях более половины жителей были низкого роста и хрупкого телосложения. Еще раньше я нанесла на свою одежду метки, чтобы с их помощью, как бы случайно остановившись рядом с «объектом», с которого я хотела «снять мерку», незаметно определить его рост. Мне удалось с достаточной точностью установить, что рост местных жителей колебался от ста тридцати восьми до ста пятидесяти сантиметров. Однако ни один из них не был уродлив, скорее, своим телосложением они походили на детей; женщины производили впечатление двенадцатилетних девочек, и такие же невысокие и хрупкие были мужчины; бросались в глаза морщинистые лица и многочисленные кожные складки на теле. Все жители панически боялись фотоаппарата, и я долго не знала, как мне их сфотографировать. Однажды я пошла на хитрость. Подойдя к толпе, я попросила проводника сделать групповой снимок. Маневр удался. Однако впоследствии, проявив пленку, я обнаружила на ней только небо да облака.
Если представлялась возможность, я расспрашивала мужчин и женщин об их жизни, происхождении, но они скупо отвечали на вопросы. Тем не менее мне удалось узнать, что они всегда жили в лесу и еще ни разу не выходили за пределы долины.
Связь между деревнями слабая! узкие, труднодоступные тропки, которые к тому же большую часть года вообще непроходимы, не способствуют взаимному общению. Я обратила внимание, что на мужчинах одежда из лубяного волокна и характерные четырехугольные шапочки из панданусовой соломы. Все были босиком.
Ежедневно проводя в пути от десяти до двенадцати часов, мы все еще не достигли конца долины. Горы становились все выше, ущелья глубже, а долина уже.
На небольшой открытой площадке раскинулась деревня Аниворона; многочисленные жилища теснились вокруг площади, окруженной бамбуковой изгородью. Нас встретили едва ли не с королевскими почестями. И здесь мужчины носили рубашки из лубяного волокна, украшенные коричнево-голубыми и красными полосатыми узорами, на головах — традиционные шапочки. Но особенно бросились в глаза всеобщая худоба и «азиатская» внешность жителей: жидкие бородки мужчин и монгольские черты лица. Все население было также низкого роста.
Нас торжественно проводили в трановахини — местную гостиницу. Затем группа молодых людей стала под дверью и под аккомпанемент барабана и бамбуковых дудок исполнила веселую серенаду. Высокие трели и ликующие «юххуу» многократным эхом возвращались к нам, отражаясь от скал. Деревня радостно приветствовала гостей.
— Мы приглашаем вас погостить в деревне несколько дней, — обратился к нам староста от имени жителей.
Я бы с удовольствием приняла приглашение, но, к сожалению, времени оставалось в обрез: в Манандзари мы условились, что, если экспедиция в течение недели не вернется в Ампасинамбу, будут начаты ее поиски.
По нашим расчетам, дорога туда и обратно должна была занять два дня, а мы находились в пути уже неделю: видимо, когда меня уверяли, что от города до водопада всего тридцать пять километров, имели в виду путь по прямой. Заблудись мы в этом густом девственном лесу — ни одна спасательная экспедиция не нашла бы наших следов.
Мы уже собирались уходить из Анивороны, когда к нам подошла группа жителей и попросила взглянуть на девочку, которая на руках ползла в нашу сторону, волоча за собой непослушные ноги.
Я подошла к ней и заговорила. Она стыдливо спрятала в ладони лицо.
— Ступайте к ее отцу и передайте, что он должен положить девочку в больницу, если хочет, чтобы она стала на ноги, — сказала я.
Меня проводили к отцу девочки. Я предложила ему свою помощь.
— Нет, — покачал он головой, — я не отпущу девочку. У меня никого нет, кроме нее, с тех пор как от родов умерла жена. Девочка не чувствует себя несчастной. Она не знает, что значит ходить. Она привыкла к такой жизни и обязательно умрет, если покинет деревню.
Делать было нечего. Мы повернулись и пошли.
Нас провожали так же торжественно, как встречали, и еще долгое время, углубляясь в лес, мы слышали звуки песен и игру молодых музыкантов Анивороны.
Когда мы вошли в следующую деревню, был поздний вечер. Здесь нас тоже встретили хлопками в ладоши. Согласно древнему обычаю, путников полагается накормить и устроить на ночлег. Когда мои провожатые намекнули на это, нас отвели в полуразвалившуюся хижину и оставили одних, не предложив ни риса, ни курицы. Тогда мы сами развели огонь и сварили рис.