На неисследованном Мадагаскаре

— Я поручу Махатао отвести вас в деревни вазимба. Пока Махатао с вами, я могу быть спокоен. Он знает горы и тропки, с ним вам не угрожает никакая опасность. Ему известно, где укрываются разбойники, потому что прежде он сам был главарем таких банд. Вместе с ним я пошлю его зятя. Этот человек ничего не боится, настоящий сорвиголова. Поговаривают даже, будто он тоже занимается разбоем. Кроме того, вас будут охранять двое молодых парней из Белобаки. Каждый из них получит разрешение носить с собой копье. В Анкавандре Махатао должен будет явиться к мэру, чтобы тот отметил в своей книге дату вашего прибытия. Это все, что я могу сделать для вас, если уж невозможно убедить вас отказаться от опасного путешествия.

Мы поговорили еще немного о предстоящей экспедиции. Неожиданно префект оживился:

— Мне, кажется, пришла в голову неплохая мысль, А что, если вам взять с собой несколько петард из лавки местного торговца? Вы будете взрывать их в тех местах, где обитают разбойники. Возможно, вам удастся перехитрить их, и они решат, что вы вооружены винтовками.

Махатао, узнавший на другой день об этой идее, пришел в восторг. Я купила сто петард, и наш отряд, провожаемый добрыми пожеланиями, выступил из Белобаки.

Вскоре, однако, я поняла, что глубоко ошибалась, полагая, будто теперь-то мы немедленно отправимся в горы к вазимба.

Вернувшись в Андакану, Махатао сказал:

— Сегодня мы никуда не пойдем. Вскоре разразится послеобеденная гроза, а по дороге нет ни одной деревни, ни одной рощи, где бы мы могли укрыться. Кроме того, реки разольются, и мы не сможем перейти их вброд.

Мне стало окончательно ясно, что Махатао не хотел вести меня к вазимба. Я не могла приказать ему и поэтому пустилась на хитрость.

— Если я не вернусь и не выполню задания, в Андафи очень рассердятся и пошлют сюда за мной жандарма.

Это подействовало. Прошло еще несколько дней и Махатао окончательно сдался.

— Завтра выступаем в поход, — сказал он.

Во всяком случае он взял с меня слово, что я вместе о ним вернусь в Андакану.

— У меня есть фанафоди, которое заставит вас снова вернуться к нам, — для вящей убедительности пригрозил он.

Постепенно в мою душу закрался страх. Разумеется, я не верила в подобные средства, однако чувствовала, что каждый новый день все сильнее привязывает меня невидимыми нитями к этим людям и что мне необходимо сконцентрировать всю свою силу воли, чтобы разорвать их. Во что бы то ни стало следовало уходить.

Прощание было обильно полито слезами. Обнимая меня, женщины плакали.

— Перестаньте реветь, — убеждал их Махатао. — Она вернется, я твердо знаю, что она вернется.

Еще до восхода солнца мы выступили в поход.

Впереди шел Махатао, за ним следовали Пела, я и трое носильщиков. Рядом с нами бежала деревенская собака, не желавшая отставать, хотя мы и отгоняли ее камнями. Меня всегда поражало, как эти деревенские дворняги привязывались к человеку. Их не холят и не балуют, кормят в лучшем случае полугнилыми отбросами и угощают пинками. И тем не менее своры собак охраняют хижины, и горе пришельцу, который попытается без сопровождающих войти в деревню: псы разорвут его на куски. Лишь через несколько дней, когда собаки привыкнут к нему, они не только перестанут на него рычать, но даже будут его защищать и, как верные оруженосцы, всюду следовать за ним по пятам.

Примерно через два часа мы остановились в небольшой деревне — последнем населенном пункте на нашем пути через горы Бунгулава. Здесь мы приготовили себе завтрак из курицы и риса и в первый и последний раз за день плотно поели. Махатао с гордостью рассказал изумленным жителям, никогда прежде не видевшим европейку, что я пришла из Андафи, чтобы навсегда поселиться в горах Бунгулава.

— Она очень много знает. Она знает наши обычаи, малагасийские и европейские лекарственные травы; она знает также обычаи бара, махафали и бецимизарака. Она много путешествовала по Мадагаскару. Через три месяца она станет коричневая, как Пела, и все будут думать, что она бара.

Будучи и в этой деревне самым почетным гостем, я должна была, как и в Андакане, сидеть вместе со старостой на возвышении и есть с ним из одной миски. Пела сидела, как обычно, на полу и ела из своей миски.

Дорога оказалась не столь крутой и утомительной, как во время моего последнего путешествия с Мартиной. Однако жара стояла ужасная. Особенно невыносимо становилось к полудню.

Когда отряд спускался в небольшие долины, Махатао собирал и варил травы. Мы пили отвар и всякий раз чувствовали, как к нам снова возвращаются бодрость и свежесть, как утоляется жажда и усталость оставляет члены. Я спросила Махатао, как называются эти травы.

— Вернетесь — все узнаете, — уклончиво ответил он.

В одной небольшой долине, пощаженной лесным пожаром, росли дикие апельсиновые деревья, усыпанные сотнями зрелых плодов; на ветках, несмотря на наше появление, продолжали кувыркаться, лопотать и шуметь полуобезьяны. Впечатление было такое, словно мы попали в школу во время перемены. Вокруг благоухали орхидеи.