Я плохо сплю, конечно же. Моя девочка в другой комнате настукивает по стенам недоступный для меня шифр. Я пытался его разгадать, искал смысл в паузах, отдельных звуках. Мои потуги выглядели глупо, и её это забавляло. Затянувшаяся игра давно превратилась в пытку, и нет уже надежды, чтоб это прекратилось. Однажды я попытался прыгнуть из окна. Она каким-то образом это почувствовала и поймала меня в тот момент, когда одна моя нога уже оказалась за подоконником. Моя любовь опять кричала на меня, но уже совершенно иначе. Я могу придумывать, но кажется, что она пустила слезу, прося больше так не делать. Но как можно верить, если всё это исходит изо рта, полного острых зубов? Она теряет волосы, её кожа больше не такая упругая и нежная. Я приложил руку к её щеке и ощутил холод. Она меня оттолкнула так сильно, что я отлетел к стене и отключился на какое-то время. Мы оба устали, но не представляли, как положить этому всему конец.
Я вышел из комнаты, всеми силами преодолевая животный страх. Ноги подкашивались, я потными пальцами теребил пахнущую по́том рубашку. Моя любимая лежала на диване и смотрела в потолок. Знаю, что она меня слышала, но не слушала. Я говорил, как мне страшно, как мне больно, а она даже не кивала, вообще не двигалась. Бесполезность обуяла моё тело, и я ушёл к себе, снова погрузившись в гнетущую тишину, окружённый своими бесцельными мыслями. Там вспоминалось прошлое, приходили грезы о светлом будущем, которое невозможно построить на том, что уже произошло. Ничего не изменится в лучшую сторону, и мы оба ждём, пока второй сдастся.
Она начала жить своей жизнью, больше не тревожила. Готовила еду, делилась со мной, но никогда не разделяла трапезу. Да и я бы уже никак не смог сделать того же — от неё ужасно пахло. Земля, что-то гнилостное, и тошнит от одного вида моей возлюбленной, превратившейся в чуждое всему, что имеет дело с реальным существованием. Хочу сойти с ума, снова шагнуть в окно, но знаю, что это её расстроит, и поэтому не сделаю ничего. Как обычно.
Всего раз она зашла ко мне, понурив голову. Совершенно лишённая волос. Старуха, дряхлая как древнее дерево без листьев. Она подняла сухую руку и указала на меня. Я встал, не понимая, что должен сделать. Гадал, придумывал, озирался. Хотелось угодить, порадовать даже после всего этого. И даже в тот момент я любил её больше всего, а она же не любила никого. Предательство стало её главной идеей, и больше невозможно спать, зная, что кто-то не дремлет по ту сторону стены. Я должен был прийти и помочь с самого начала, но бросил её. Она стала такой из-за меня, но об этом ей не скажу.
Больно видеть её такой. Цветок, лишившийся воды. Он медленно увядает, теряя цвет, теряя саму жизнь. Он даже не плачет, не просит о помощи. Она не думает о смерти, лишь желает погибнуть и больше не находиться здесь.
Прости меня, моя любовь. Я тебя подвёл, подвёл нас обоих. Искупить вину уже не успею, да и тебе, думаю, это уже не так важно. Желаю только счастья, даже если рядом буду не я. Когда-нибудь мы оба поймём, что стоило прекратить намного раньше.
В темноте бывает одиноко
Посвящается хорошему человеку
Он надел слишком тонкую куртку для декабря, заранее купил сигарет, вышел на улицу и исчез. Кто б точно знал, что случилось, так может быстрее бы закончился этот кошмар. Ожидание превратилось в мучение, и всем вокруг жаль, что никто не успел ничего сделать, чтоб вышло иначе.
Морозный ветер гонял снежные сугробы, не давая им покоя. Городской парк давно погрузился во тьму, оставшийся без света фонарей. Канун нового года опустошил улицы, готовясь вскоре вновь принять каждого, кто решится высунуть нос в такой холод. И пусто на душе, боязно на сердце, одиноко и так далеко от родного дома. Вишнёвая папироса еле позволила себя поджечь, садня горло совсем некстати. И когда он привыкнет, осознает, что пора бросить курить?
Он не знал, куда идти, почти не поднимая глаз и глядя лишь себе под ноги. Снег забивался за воротник, всё норовя попасть на голую кожу под старым свитером. Позвонить бы кому, да телефон в другом кармане, а для этого нужно достать руку и окунуть её в ледяной воздух. Пусть сигарета медленно тлеет сама по себе. Не так уж и хотелось ему курить, дело вовсе не в этом. Утро не задалось у него, наверное. Столько фантазий, а рассказать некому, и остаётся бродить, предоставленным лишь самому себе. Есть в этом что-то романтическое, но только если тебя дома ждёт хоть кто-нибудь. А там даже чайник не вскипячён. Уже не тянет туда, а где хочется быть на самом деле — не понятно никому. И ему тоже.