На обочине мира

Но я спрашиваю про маму, и мы с Мэнни начинаем называть имена, адреса, телефоны и так далее, и объяснять, кто мы такие, а спасатели делают несколько звонков и говорят мне, что мама едет меня забрать.

– Он может поехать со мной, – говорю я, и Мэнни благодарно кивает.

Кто-то наливает мне чай из термоса в пластиковый стаканчик, и я медленно пью. Я оглядываюсь – всё постепенно приходит в фокус. Мимо проезжает машина: обычная машина, на колёсах, с хриплым двигателем и выхлопными газами. Я смотрю на другую сторону дороги – там стоит грязноватый Калверкотский отель с разбитыми окнами. Потом я вижу, как какой-то мужчина катит к фургону два велосипеда. Не фрирайды, а жёлтый велик Мэнни и чёрно-красный мой.

Тут я уже точно понимаю, что вернулась – назад в свой мир.

«У нас получилось», – думаю я.

Глава 21

– Это ваше, ребятишки? – спрашивает мужчина. Он прислоняет велики к фургону, а потом приседает перед нами на корточки. Это он вынес меня из пещеры. – О чём, чёрт возьми, вы думали, когда туда лезли?

Внутри меня начинает подниматься чувство, что впереди нас ждёт куча трудностей, и я вешаю голову.

– Вы что, знака не видели?

Я подумываю рассказать им про кобаку, и про то, как мы оказались на обочине нашего мира, и про си-мобили, но тут чувствую, как стаканчик выскальзывает у меня из рук, и словно в замедленной съёмке наблюдаю, как он отскакивает от земли, а весь чай дугой выплёскивается на дорогу, и вместо этого начинаю плакать – а потом рыдать и хватать ртом воздух.

Меня обнимают две большие руки, и я слышу мамин голос…

Вопросы. Столько вопросов.

Мама привезла нас с Мэнни к нам домой – и там папа (борода на месте) и моя сестра, Алекс.

Папа звонит в детский дом имени Уинстона Черчилля и говорит, что Мэнни у нас.

Меня немедленно откидывает обратно к тому ощущению, которое было у меня с утра, когда я проснулась.

Где я?

Я сплю?

Реальный ли это мир, и если да, то как мне в этом убедиться?

Так что я начинаю проверять. Папины борода и татуировки – на месте. Пластиковые упаковки молока – на месте. Всё как раньше. Стены моей спальни правильного цвета. Фото из Эдинбурга в туалете: там я, мама, папа. Кузен Зак. Алекс-девочка. Всё правильно.

– Мы так волновались, – всё повторяет мама, в перерывах обнимая меня. – Ох, это я виновата. Мы с твоим папой вцепились друг другу в глотки…

– О чём ты думала, Уилла? – Папа спрашивает меня, но смотрит на Мэнни. Очевидно, все винят именно его.

Всё новые и новые вопросы. Почему я пошла с ним в пещеру? Это он предложил?

Я узнала, что Алекс – примерно впервые в своей жизни – зашла в мою комнату проведать меня. Увидев, что меня нет на месте, она попыталась мне позвонить, но, ясное дело, не дозвонилась: телефон я оставила рядом с кроватью. Так что она позвонила родителям, и они тут же помчались домой и начали поиски. Мама с папой поехали на север, к Блиту; Алекс на велике – на юг, к Тайнмуту.

Алекс увидела, как мы идём в пещеру, когда начался прилив. Она нам кричала. Я не услышала. Потом они подняли тревогу, позвонив добровольцам из береговой охраны – у них были ночные учения возле маяка Святой Марии, так что они прибыли буквально через несколько минут, а то бы…

Мне уже говорили это, отрывками, пока я сидела на задней подножке фургона, но я тогда поняла не всё. Когда папа пересказывает всё заново – это словно лунный свет пробивается сквозь тучи.

– Погоди, – говорю я. – Они прибыли через несколько… минут?

Мы в гостиной: я, Мэнни, мама, папа и Алекс. Я сняла мокрую одежду и теперь сижу в старом пушистом кигуруми Алекс и пью горячее молоко из своей любимой кружки. Мэнни тоже подыскали какую-то сухую одежду.

Я всё думаю – минут?

– Да, – отвечает мама, промокая глаза. – Вам очень повезло. Вас быстро вытащили. Прилив в этой бухте такой опасный…

– Но… но сколько нас не было? Какой сегодня день?

– Уилла, это всё случилось за, ну – последний час или около того, – хмурясь, говорит папа. А потом снова спрашивает: – О чём вы только думали?

Я встречаюсь взглядом с Мэнни – он явно думает о том же, о чём я.

Но нас не было целый день.

Как именно всё это объяснить, я не очень понимаю. Я делаю глоток молока. Бедной маме становится страшно при одной только мысли о том, что могло случиться; папа отвечает на звонки из береговой охраны и теперь вот из полиции. Сестра почти ничего не сказала. Я перевожу взгляд с неё на каминную полку: маленькое святилище брата, которого я лишилась.

Стоит ли рассказывать о нём? О том, что произошло? Но никто не поверит мне, не так ли? Честно говоря, я сама себе, кажется, не до конца верю. Вдруг со мной случился какой-то приступ… не знаю чего? Какого-то безумия? Вдруг у меня в голове что-то помутилось, и я это всё придумала? Я слышала, что у людей бывают галлюцинации – это когда они видят то, чего на самом деле нет. Со мной это произошло?