На обочине мира

– Я Бонни, кстати говоря. Я «всехняя тётушка». – Она видит, что я озадачена. – Что ж – это звучит лучше, чем «старший соцработник по вопросам быта», не так ли? Вы, кстати, разве не должны быть в школе?

У неё странно смешливая и весёлая манера говорить, а по лицу блуждает лёгкая улыбка.

– Мне дали разрешение сходить проверить, – говорю я, сама удивляясь, как легко и непринуждённо соврала. Бонни, кажется, совершенно не подозревает о моём обмане.

– Ха-ха! Как типично. Я телефонировала час назад и говорила с секретарём. Должно быть, они не передали сообщение. – Она снова посмеивается.

Что тут, блин, происходит?

– Я думала, у вас нет телефонов, – вырывается у меня, и я немедленно об этом жалею. – То есть я, эм…

Ты дубина, Уилла.

Но волноваться мне не стоило. Бонни улыбается.

– Что? Здесь, в детском доме Черчилля? У нас целых два! Один у меня в офисе, а второй – вон там. – Судя по её тону, она очень гордится этим фактом, и указывает мне за спину, где на стене висит какая-то коробка. Наверху у этой коробки покоится такая изогнутая ручка, которую они называют трубкой, а под ней – маленькое круглое колёсико с цифрами.

– О да, мы здесь идём в ногу со временем, Уилла. Итак… – Она снова хихикает. – Эмануэль Уивер.

Мы с Алексом проходим в её тесный офис, и Бонни усаживается за свой стол, сложив руки на коленях.

– Эмануэль отбыл сегодня рано утром, как и было запланировано. – Она видит моё шокированное лицо и говорит: – Ох. Он тебе не рассказывал? Я удивлена. Эмануэль уже давно этого ждал. Впрочем, в последнее время он сам не свой. Вообще-то он очень беспокоился об этом. Я бы осмелилась сказать, что это было предвкушение. Он очень ждал сегодняшнего дня.

– Ждал… почему? – спрашиваю я, нервничая от того, что сейчас узнаю.

– Что ж, вообще-то мне не следует никому об этом рассказывать. Всё ведь держалось в такой тайне. Конфиденциальность и так далее…

Честное слово, она как будто сейчас лопнет.

– В общем, мы нашли мать Эмануэля!

Глава 32

Они нашли маму Мэнни?

Я обнаруживаю, что мне вдруг стало трудно дышать, и Бонни смеётся.

– Ох, моя дорогая! Ты тоже рада? Самое странное, что когда я разбудила его сегодня утром, он как будто напрочь позабыл об этом. Как я и говорила, в последнее время он был какой-то подавленный, бедный мальчик. Целыми днями рассказывал про свой очень реалистичный сон о том, как оказался в какой-то пещере – с тобой, между прочим. Думаю, это сказывалось волнение перед встречей с мамой.

Мы с Алексом встречаемся взглядами, и Бонни это замечает.

– Вы знаете об этом? – спрашивает она.

– Нет, – быстро отвечаю я. – Ну… только то, что Мэнни часто говорит о реалистичных снах. Про пещеры. – Звучит глупо, но, кажется, срабатывает.

– Ох, ясно, – говорит Бонни. – В общем, спустя годы поисков нам удалось встать на след матери Эмануэля. У неё была… непростая жизнь, скажем так?

Но теперь у неё всё почти полностью хорошо, и мы назначили его с ней встречу впервые с тех пор, как он был совсем малюткой. Ну разве не замечательно?

– Так… значит… она жива? – неуверенно спрашиваю я. А потом, видя лицо Бонни и осознавая, как нелепо это звучит, добавляю: – Да, конечно, она жива, и это всё, эм… укатно! И где они встречаются?

Я надеюсь, это где-нибудь недалеко, и Мэнни скоро вернётся.

– Эмануэль с Джейкобом уехали первым же поездом. Его мама некоторое время провела в больнице, а теперь живёт в доме социальной защиты. Мне говорили, она замечательно восстанавливается, и это просто вишенка на торте. Ох, я слишком много болтаю, но до чего же я рада за Эмануэля! Кроме того, кажется, он никогда раньше не бывал в Эдинбурге.

– Э… Э… Эдинбург? В Шотландии? – хриплю я.

Бонни улыбается.

– Конечно, в Шотландии. – Она как будто хочет сказать: «А где же ещё, глупая?»

У меня сводит желудок.

– Он хотел телефонировать тебе домой, но было слишком рано, и я ему не позволила. Тогда он настоял, чтобы я дала тебе вот это – он очень беспокоился.

Бонни вручает мне запечатанный конверт, на передней стороне которого почерком Мэнни нацарапано «УИЛЛЕ», и я открываю его.