Она видела, что он не понимает всю серьезность ситуации. Знал ли он о том, что Катя ранила Клауса? А если знал, то почему не подумал о том, чем это грозит для Катерины?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — повторил Войтек. — Немецкому ублюдку просто кто-то показал, что даже в своей норе он должен думать о том, что делает. Только и всего. К нам это не имеет ни малейшего отношения.
Спустя сутки, когда Клаус пришел в себя в больничной палате и заговорил, в Розенбург приехали сотрудники гестапо по работе с иностранцами. Так получилось, что именно Лена открыла им дверь, когда первой услышала звонок из холла. Потому не смогла сдержать эмоций, когда увидела черный кожаный плащ и пугающие знаки отличия. Скорее угадала в стоящем перед ней мужчине сотрудника гестапо, чем распознала по петлицам. Офицер, русоволосый и высокий, с бледным худым лицом, без какого-либо приветствия ткнул стеком в грудь Лены больно.
— Раз! Нарушение, остовка. Понимаешь меня? — Он пристально вгляделся в ее лицо, словно разыскивая что-то, а потом удовлетворенно кивнул. — Ты меня понимаешь. Пусть все иностранцы, работающие в этом доме, соберутся в… в… вот в этой комнате.
Офицер двинулся в сторону одной из гостиных через анфиладу комнат. Прошел по недавно натертому паркету, по ворсу дорогого ковра, оставляя следы. За ним двинулись остальные — трое рядовых в серо-синих шинелях. Также равнодушно, не глядя на Лену, словно ее не было вовсе.
«По сути так и есть, — подумала она в этот момент. — Кто обращает внимание на вещь?»
— Что он хочет? — прошептала на ухо Лене Урсула, неслышно подошедшая к ней со спины. — Делай все, как он хочет. Я его знаю. Уж лучше его не злить… Делай все, как он хочет, Лене…
Глава 20
Рауль Цоллер был убежденным нацистом.
В одиннадцать лет вместе со своим другом Клаусом он вступил в ряды гитлерюгенда, почти сразу же после основания организации. В тринадцать лет он дрался до крови и переломов с «красными», когда те попытались помешать раздаче листовок с призывом вступать в НСДАП. И Клаус — верный товарищ — бился вместе с ним, невзирая на преимущество юных коммунистов. Спустя шесть лет после того побоища Рауль разыскал всех «красных», кого прекрасно запомнил в тот день. Они затаились после арестов в 1933 году, когда коммунистическая партия прекратила свое существование, но их всех нашел, словно крыс в норах. Все до единого они получили по заслугам — кто-то умер в тюрьме от побоев, кто-то был застрелен при попытке к бегству во время ареста.
Ему иногда даже казалось, что кинолента «Квекс из гитлерюгенда» Ганса Штайнхоффера была снята именно про него, Рауля. За исключением того, что его отец так и не отринул жидокоммунистические идеи, за что и был арестован. Шестнадцатилетний Рауль сам сообщил о позорной партийности отца и не имел никаких сожалений по этому поводу. Новой Германии не нужны были предатели, которые уничтожали страну изнутри. Пусть даже это был его собственный отец, к его огромному стыду.
Ну, и конечно, его судьба разительно отличалась от героической гибели главного героя киноленты. Карьера самого Рауля началась с обычного камерадшафтсфюрера в гитлерюгенде и взлетела до невероятных высот с появлением иностранных рабочих в лагерях в Тюрингии. И пусть у него нет боевых наград, как у Клауса или у
Рауль Цоллер был убежденным нацистом, и его определенно стоило опасаться. И попадать под его внимание тоже не стоило. К сожалению, никто не мог предположить, что Рауль Цоллер будет настолько разозлен происшествием с его старым товарищем, что лично возьмет под контроль расследование его дела.
— Где третья? — деланно равнодушно произнес Цоллер, когда перед ним выстроились в ряд только Войтек и Лена. На столике рядом с ним уже лежали документы на каждого работника Розенбурга, которые тот успел пролистать.
— Она больна, — еле слышно проговорила Лена. За последние пять минут, что выделил Цоллер на то, чтобы собрать иностранных работников в гостиной, она успела подумать над десятком вариантов, как ей следует поступить. Но твердо понимала одно — показывать Катерину в том виде, в котором она была сейчас, не следовало. На ее лице без труда угадывались следы побоев. По крайней мере, тот, кто сталкивался с этим прежде, точно заметит, что несколько дней назад у нее был сломан нос.
— Она может ходить? Она заразна? — спросил Цоллер у Урсулы, которая стояла около дверей на протяжении этого разговора, не понимая стоит ли ей сообщить баронессе о приходе Цоллера или нет.
— Я не знаю, — растерянно произнесла немка в ответ, и Цоллер раздраженно поджал губы.