На осколках разбитых надежд (СИ)

Но нет, ничего страшного не произошло. Наказание не оставило переломов или видимых шрамов. Только ушибы и огромные гематомы на спине и плече. И ссадину на лице в том месте, где Лена ударилась о ступень. К счастью, как Лена потом узнала, Иоганн сумел остановить избиение после четвертого удара — Цоллер, удовлетворившись арестом Катерины, милостиво внял его настойчивым просьбам.

Наверное, Лену принес в ее спаленку Войтек, потому что она пришла в себя уже на кровати, а над ней нависал скошенный потолок, обклеенный знакомыми обоями с цветочными узорами. В комнате было темно, значит, вечер успел миновать, и наступила ночь. Едва Лена открыла глаза, как в теле тут же проснулась боль и растеклась от мест ударов по всему телу вплоть до кончиков пальцев. Она была привычна к боли в напряженных мышцах, а тут не выдержала и застонала еле слышно, когда попыталась повернуться на бок. И тут же уткнулась в кого-то, притулившегося на самом краю кровати. Даже испугалась сперва от неожиданности, а потом увидела длинную косу, змеей скрутившуюся на светлом полотне подушки и узнала Катерину.

— Ты тут?! — затормошила Лена подругу за плечо, заставляя ту проснуться. И заплакала от невероятного облегчения, что та жива и здесь, рядом с ней.

— Тута я, тута, — сонно отозвала Катя и села на кровати, растирая плечо. — Ты-то як? Жива? Казали, ты в обморок хлопнулася. Як мертвая лежала. Я ж боялась, что по голове тебя пристукнули, як поляка, и ты того…

— А что с Войтеком? — встревожилась Лена тут же, вспоминая, как сбили его с ног. Катерина потянулась и встала на ноги. Только потом повернулась к подруге.

— Да что с ним буде? Голова у него як железо. Мы с ним крепкие. Выдюжим. А тебя ж соплей перешибить можно. Ну-ну, без обидок… я ж того… не со зла ж… Вот, держи, — Катерина взяла с комода маленькую баночку и сунула в руки Лены. — Тут Айке мазь дала до тебя.

— Катя, Катя, — обняла Лена подругу в порыве чувств. — Как хорошо, что тебя все-таки не забрали!

— Як не забрали? Забрали ж! — непривыкшая к нежностям Катерина вдруг застыла и похлопала неуклюже Лену по руке. — Свезло мне. Немчик наш за мной приехал. Вот и отпустили.

Она помолчала немного, а затем продолжила рассказывать, что ее действительно забрали с собой гестаповцы и привезли в городскую тюрьму. Не дали одеться, и Катя помнила, как дрожала то ли от мороза, то ли от ужаса при виде камер, вдоль которых ее вели. Она знала по прошлому, что если гестапо забирает в такое место, то это все, возврата оттуда нет.

— Там ведь и немчура тож есть! — рассказывала Катерина. Ее привели в камеру, где уже находились несколько человек — двое подростков-мальчиков и три женщины. Подростки оказались советскими, из-под Винницы. Они тоже были пригнаны в Германию в начале лета, как и Катя с Леной, но из-за маленького роста и худобы их так и не выбрал никто из бауэров. Потому попали они в трудовой лагерь.

— Боженьки мои, слухала их, и волосья дыбом! — шептала взволнованно Катя. — Тута курорт, Лена! Курорт и есть!

Мальчики были заняты на производстве цементных блоков, как поняла Лена со слов подруги. Сначала их было больше, все четверо из одного класса, потому и держались вместе. Но потом из-за особенностей работы у одного из одних открылась легочная болезнь, и его забрали в госпиталь, откуда он не вернулся. Работа была не из легких — приходилось таскать то мешки с песком, то тяжеленные формы с блоками. Еще один товарищ не выдержал ни скудности питания, ни условий в бараке. Бросился на надзирателей, и его забили палками до смерти. Летом и осенью еще как-то можно было перетерпеть, а вот зимой стало невмоготу от холода и голода. Вот и бежали мальчики, надеясь добраться до родной стороны. Только поймали из полицейские довольно быстро — при первой же проверке документов.

— Ты говорила, там и немцы есть, — напомнила Лена Катерине, и та рассказала, что действительно, были и немцы. Те три женщины и были немками. Вернее, две из них — мать и дочь — были чистокровными немцами, а третья оказалась еврейкой, их бывшей соседкой, которую они прятали почти два года на чердаке своего дома. Их всех троих ждала смерть или заключение в лагере.

— Мне один из мальцов в тюрьме об том казал. Он по-немецки разумеет. Не як ты. Но наловчился малый. Смышленый, — сказала Катя. — И что с ним буде-то?

— Я не знаю, — прошептала Лена, хотя понимала, что вопрос был риторическим.

— Когда ж наша армия выдавит эту гадину из Советов?! Когда ж придут за нами? — сжала руки Катерина в приступе отчаяния. — Скольки ж можно мучиться-то нам всем?

На этот раз Лена промолчала. Ее удивил рассказ Кати об увиденном в городской тюрьме. Она привыкла к жестокости и непримиримости немцев к тем, кто не считался ими одной крови, но для нее было удивительно понимать, что и к своим соотечественникам они не знали милости. И жестоко карали без всякой пощады.