На осколках разбитых надежд (СИ)

Лена вспомнила осмотр на станции, который проводили для новоприбывших работников из Союза. Холодные пальцы равнодушного врача внутри себя, бесцеремонно осматривавшего ее. И не могла не взглянуть на Катю обеспокоенно.

— Ты пойдешь на это? Это же…

— От меня ни рука, ни нога не оторвется при том. А тебе лепш буде, — деланно равнодушно пожала плечами Катя, и Лена тут же обняла ее крепко, тронутая этим решением подруги. Она знала, что той, панически боявшейся немцев в форме, не просто далось это решение. А потом Лена вдруг расплакалась, уткнувшись в широкое плечо подруги, даже не удивившись этим слезам — в последнее время она плакала очень часто. Словно что-то внутри переломилось с недавних пор.

Все случилось так, как предсказывала Катерина. Вечером во время подготовки ко сну, когда девушки, немного мешая друг другу, умывались в ванной у небольшого умывальника и плескались в тазике, Катя расспрашивала, были беременности восточных работниц завода, и что было дальше с беременными. При этом она всякий раз бросала на Лену предупреждающие взгляды, когда та хотела встрять с каким-либо вопросом, приказывая ей молчать.

Были беременные, как рассказали Марыся и Таня, причем больше, говорила последняя, как старшая. Случаев было мало, конечно, но все-таки были. Кого-то брали силой мастера-немцы, кто-то умудрялся сойтись с остами-мужчинами, которые тут же работали, но жили в соседних бараках. Но у всех беременность заканчивалась по-разному. На родину никого не отправляли, но это не было новостью для Лены. Все женщины рожали в тут же, в бараках с помощью других женщин, работая практически до родов. От тяжелой работы, ясное дело, мало кто умудрился доносить до срока, а кому удавалось, все равно потеряли детей либо во время родов, либо после. Ведь никакой врачебной помощи не оказывалось. Считалось, что остовки, как животные, могут родить сами. А потом нужно было думать, как прокормить малыша, что в условиях трудового лагеря было совершенно невозможно.

— А вот те, кто с немцами путались, — говорила Таня, заплетая толстую косу. Ее пальцы так и мелькали, переплетая рыжеватые пряди, что это действо просто завораживало, как и рассказ, который она вела. — По нужде или так. Тех забирали с лагеря. Что там с ними дальше было, не знаю. Одна пыталась скрыть беременность, чтобы не забрали, да как же это сделать, когда пузо само наружу лезет? И немцев некоторых убрали с завода. Тогда мастера на время попритихли, не трогали баб. А потом поняли — нет беременности, нет сложностей у них самих. Теперь баб если и мяли, то осторожно…

— А что стало с теми немцами, которые исчезли с работ? — спросила Лена, не обращая внимания на недовольный взгляд Катерины. Перед глазами в этот момент тут же всплыли слова из памятки для остработников. Таня только плечами пожала в ответ, равнодушно бросив: «Мне почем знать?»

Как и предсказывала Катя, через два дня Биргит распорядилась, чтобы Петер отвез любопытную служанку в полицию, чтобы ее подвергли осмотру. Катерина вернулась бледная и заплаканная, и Лене оставалось только гадать, что там случилось, потому что подруга попросила не говорить с ней об этом.

— Я одно докладно ведаю теперь, — сказала Катя тем же вечером. — Тебе нияк с дитем. Кали не хапае грошей, то я дадам. Тольки послухай Айке…

— Ты же говорила, это грех — убить ребенка, — напомнила ей Лена.

— Грех-то оно грех, — согласилась Катя, кусая губы. — Но ты тольки себя загубишь, кали нет. Ты ж чуяла девок. Цяжарных в лагерь отправляют. И я думаю, что тот лагерь зусим не такой, где они были. Ты зусим маленькая. Азадка няма. Як сама нараждать будешь? Без акушерки, без дохтора… Помрешь же в родах. Подумай лепше, Лена! Тольки тебе зараз вырашать. Немец мертвый. Ему все ровно. А тебе жить…

Лена не могла больше слушать эти уговоры. Ушла из спальни туда, где только и могла спать теперь — в комнаты Рихарда. Снова лежала на его постели и думала о том, что ей делать. А под утро снова и снова плакала, уткнувшись лицом в подушку, которую побрызгала ночью одеколоном Рихарда. Запах исчезал постепенно, если не обновлять его, как исчезал с утром образ Рихарда, который она представляла рядом с собой.

— Что мне делать, Рихард? — спрашивала Лена тишину комнаты шепотом. — Что мне делать? Как мне теперь?..

После обеда Лену, кормившую собак в вольере, нашла Айке. Убедившись, что поблизости нет ни Петера, ни Биргит, немка сжала руку девушки и сказала:

— Завтра после полудня. Я скажу Биргит, что мне нужно кое-что купить на рынке, и что ты мне нужна для этого.

Лена без лишних слов поняла, о чем говорит кухарка, но только покачала головой.

— Я не буду делать аборт. Я все решила.

— Глупенькая маленькая девочка, — с нежностью произнесла вдруг Айке. — Не губи себя из-за того, что когда-то поддалась соблазну. У тебя еще будут дети, моя дорогая. Когда-нибудь это все кончится…