На осколках разбитых надежд (СИ)

— Ты что-то вспомнил, когда увидел что-то в руке Катерины, верно? — спросила баронесса, откинувшись на спинку кресла. — Я видела твое лицо. Оно сказало мне без лишних слов, что ты вспомнил. И да, я знаю. Знаю обо всем! Или ты всерьез полагал, что сможешь долго скрывать то, что ты творишь? Я заметила еще на прошлое Рождество, что что-то изменилось в тебе, но я и подумать не могла, что это касается остовки!

— Мама, — произнес Рихард тихо и настойчиво, но она предпочла сделать вид, что не распознала ноток в его голосе. Он видел, что она с каждым словом начинает терять самообладание — по тому, как она глубоко затягивалась сигаретой, по обострившимся скулам, по дрожащим уголкам губ.

— Как ты мог опуститься до такого, Рихард? Как ты мог опозорить форму, которую ты носишь? Ты понимал, чем тебе грозит подобная связь? Или ты рассчитывал, что как «Соколу Гитлера» тебе позволено то, что не позволено остальным? Сейчас не сороковой год и даже не сорок второй. Никто не может быть уверен в том, что он в каком-то особом положении сейчас. Даже Геринг уже почти потерял свои позиции, а ведь он когда-то был объявлен преемником фюрера! Куда ты идешь? — прервала баронесса свою гневную речь чуть испуганно, заметив, что сын вдруг резко направился к двери. — Если ты думаешь, что эта русская тебе скажет хоть что-то, то ошибаешься.

— Ты приказала всем молчать, — произнес Рихард, поворачиваясь к матери. — И убрала ее фотокарточки и письма из коробки, верно?

— А ты думал, я позволю тебе вспомнить? — издала холодно-ироничный смешок баронесса. — Я бы все на свете отдала, лишь бы ты забыл все как страшный сон! Я думала, что это Адель. Ведь у всех фон Кестлин есть одна удивительная черта — мы однолюбы. Твой дядя Ханке так никогда не смог забыть эту мерзавку, свою невесту, которая бросила его, узнав, что он никогда не встанет на ноги. О, лучше б это была Адель в твоей голове! По крайней мере, в этой мишлинг есть часть арийской крови!

— Лучше бы мы не начинали этот бессмысленный разговор, мама! Спокойной ночи! — отрезал Рихард, снова поворачиваясь к двери.

В этот раз он твердо был уверен, что уйдет. В висках так и стучало, но теперь еще чаще и яростнее — от злости, которая вспыхнула в нем при словах матери. Она, видимо, ждала от него раскаяния или сожалений в том, что считала проступком. Только вот вряд ли Рихард мог дать ей это. Выслушивать мерзости в адрес Лены он был не намерен, но было бы отвратительно с его стороны сорваться на мать.

— Понимаешь ли ты, подо что подставлял себя, Ритци? — с горечью заговорила быстро ему в спину баронесса. — Ты хоть понимаешь, что было бы, если бы этому делу дали ход в гестапо? Ты сделал для нее поддельные документы и организовал переход в Швейцарию!

— Причем тут гестапо? — не мог не обернуться к матери и в этот раз Рихард, холодея.

— Причем тут гестапо? — переспросила баронесса. — Ты хоть знаешь, что эта русская была далеко не такой наивной, какой казалась? Это вы с Ханке видели в ней несчастную жертву, это вас она могла водить вокруг пальца, маленькая дрянь! Оказывается, она намеренно скрывалась здесь, в Германии, после того как была участницей покушения на одного из руководителей подразделения Главного управления политики Остминистерства.

— Лена? Мама, ты хоть помнишь, как она выглядит? — рассмеялся тихо Рихард, не поверив ни в одно произнесенное слово. — Какое покушение? О чем ты говоришь?

— А до этого она активно помогала местным бандитам в диверсиях против рейха, — делая вид, что не слышала его, продолжала баронесса таким спокойным тоном, словно рассказывала о погоде. — Полагаю, она продолжила свое вредительство и здесь, каким-то чудом разыскав сообщников. Ты ведь помнишь о том, как здесь, в городе, обнаружили целую группу, которая радировала томми? А знаешь ли ты, что они в том числе передавали своим британским хозяевам? Данные о расположении наших аэродромов. Тех, где базировался твой полк, Рихард! От Голландии до Африки. Ты и сейчас скажешь, что это не может быть правдой? О, я уверена, что Катерина вряд ли бы рассказала тебе об этом! Теперь ты понимаешь, кого ты пытался спрятать в Швейцарии от длинных рук рейха?

Могло ли быть правдой то, о чем рассказывала мать? Он знал, что прежде она никогда его не обманывала. Если бы его попросили назвать самых честных с ним людей, то он назвал бы дядю Ханке и мать. Она не скрывала от него и своего недовольства возможным браком с Адель, и открыто говорила о своих убеждениях.

Рихард отчаянно напрягал память, чтобы вспомнить хоть что-то, что подскажет ему — мать совершенно не права в своих подозрениях, а ее обвинения просто смешны. И чувствовал, что где-то затрепетала от этих усилий слабая искра сомнения в своей уверенности. Словно было что-то знакомое в словах матери. Словно он знал…

— Я не хотела, чтобы ты знал о том, как был обманут, мой дорогой, — голос матери стал нежным и ласковым, утратив резкие нотки. — Я не хотела, чтобы тебе было больно. Потому что я знаю, что ты никогда не предавал рейх. Потому что я знаю, это была не просто интрижка, если ты рискнул всем ради…