— Выпьем тогда за любовь, господа! — воскликнул под этот дружный смех другой, вскакивая на ноги. — И за чудеса, которые она приносит в нашу жизнь!
Рихард неосознанно при этом тосте коснулся кармана мундира, где лежала хрупкая фигура балерины. Он хотелось бы поверить в чудеса, но пока что-то выходило все наоборот — судьба ставила на его пути сплошные преграды, словно проверяя на его прочность. И буквально раздирала его на куски каждым прожитым днем, который становился очередной иглой, загоняемой ему куда-то под кожу.
Тот вечер Рихард помнил кусками, позволив себе заглушить тянущую боль алкоголем. Хотя бы один-единственный вечер не думать ни о чем, а просто отпустить все от себя на время. Он еще помнил, как зал наполнился тщательно причесанными немками в вечерних нарядах (кажется, он даже встретил Мисси, с которой попросил его познакомить «Нови»), и как на площадке у сцены начались танцы под оркестр, который всегда был хорош в «Кемпински». В зале царили гомон голосов и смех на фоне музыки. Суетились по залу кельнеры, разнося на подносах напитки и закуски. Пусть меню уже не было таким разнообразным, как в прошлом году, но алкоголя было предостаточно. Наверное, чтобы люди пьянели быстро и не думали ни о чем другом. Особенно о том, что ждало их за этими стенами.
Рихард помнил, что за столом обсуждали положение дел на фронте (но очень коротко!), разницу между русскими и пилотами-союзниками (британцы более агрессивны и напористы, а русские более хитры), бои, в которых приходилось бывать. В основном, предпочитали вспоминать забавные истории из фронтовой жизни, но поднимали бокалы и за тех, кого уже успели потерять. Для Рихарда это было тяжело вдвойне. Ему казалось, что он предает своих товарищей, которые гибнут в попытках не допустить британцев бомбить Германию, пока он прохлаждается в Берлине. Его денщик Франц, все еще ожидающий возвращения Рихарда по полк, то и дело писал о потерях.
А вот как за их столом оказались очаровательные собеседницы, он почти не помнил. Словно отвлекся на какое-то мгновение, а когда вернулся, девушки уже сидели за столом или настойчиво уговаривали летчиков пойти танцевать. Одна из них, красивая худая блондинка в платье цвета крови, заняла место рядом с Рихардом, отчего ему постоянно приходилось наклоняться к ней, чтобы поговорить с Раллем, сидящим теперь по другую сторону от соседки Рихарда. Каждый раз, когда он делал это, то невольно ощущал запах ее духов. Это были те самые духи, которые он когда-то купил в магазине на Шарлоттенбургском шоссе вместе с платьем, жакетом и сумочкой. Рихард узнал бы этот аромат из тысячи других, потому что сам подбирал запах. «Легкий и воздушный», как охарактеризовала его продавщица, одобряя выбор Рихарда, этот аромат был непохож ни на какой другой. И сейчас, вдыхая этот аромат, он вдруг вспомнил, где лежат эти вещи, наверное, по-прежнему хранившие ее запах. А еще какой Ленхен была невероятно красивой и элегантной в этом наряде на улочках Орт-ауф-Заале, и как на нее смотрели мужчины на празднике.
При это воспоминании хотелось выпить как можно больше в надежде, что алкоголь зальет эту бездонную дыру в душе. Как можно наполнить что-то без дна? Так тоску и горечь от собственного бессилия ничем нельзя было даже на время закрыть. А алкоголь был лишь временным средством, которое только делало все хуже, когда безжалостно вталкивало в реальность после забвения нескольких часов.
Можно было, правда, попробовать другое средство забыть и забыться. У него не было женщины уже почти полгода, с начала мая, когда он приезжал в отпуск. Тело предательски требовало своего. Особенно когда ему снилась Ленхен. Неудивительно, что тело так отреагировало, когда в тот вечер на ногу Рихарда, словно невзначай, то и дело ложилась мимолетно ладонь его соседки по столу. Она была, конечно, чуть плотнее, чем худенькая Лена, но талия была такой же тонкой, ключицы под бретельками платья — такими же хрупкими, а знакомый аромат дурманил голову.