На осколках разбитых надежд (СИ)

Эта девушка была точно не против. Рихард даже на хмельную голову читал в ее глазах призыв, когда она смотрела на него, смеясь над шутками летчиков, или во время танца с кем-нибудь из стола. Сейчас, во время войны, когда мужчины погибали на фронтах, а женщины во время налетов союзников, в Германии вовсю царили быстрые помолвки или вовсе «одноночные» свидания. Пасторы и католические священники клеймили это время емким и резким «царством блуда», а офицеры называли «духом Парижа», настолько вдруг Берлин стал чем-то похож на свободные нравы столицы Франции.

Все спешили жить. Пока еще было время. И он тоже когда-то спешил, помимо воли включенный в эту гонку. Обмануть время, обогнать его. Успеть ухватить все, что должно быть отведено на срок человеческой жизни, которая сейчас в любой момент могла оборваться. Полюбить, жениться, успеть подержать на руках своего ребенка. Жаль только судьбу не обмануть, когда пытаешься обогнать свое время…

И не обмануть себя. Потому что несмотря на физический отклик тела, что-то внутри противится отдаться этому безрассудству. Не то лицо, не тот голос, даже запах кожи не тот, как ощущал Рихард, когда соседка склонялась еще ближе к нему, якобы чтобы взять яблоко с вазы на другом конце стола, и оказывалась так близко, что он мог повернуть голову и коснуться губами ее шеи над воротом шелкового платья.

Она была не Ленхен. И даже во хмелю он понимал, что это вовсе то, что так требует его сердце и тело. И никакая другая женщина не может ее заменить…

Рихард с трудом помнил, как приехал домой в ту ночь. К его счастью, на пути не попалось ни одного эсэсовца, которые сейчас стояли чуть ли не каждом шагу для проверки документов и имели право отобрать автомобиль при любом нарушении. И не помнил вообще, как лег в постель. Видимо, ему помогала одна из русских служанок, потому что его мундир и аккуратно сложенные брюки висели на спинке стула, а сапоги стояли рядышком друг с другом как на параде у входа в спальню.

Но проснулся он, к своему удивлению, не один. Прямо в его ухо тяжело дышал Артиг, который развалился на подушке рядом и только и ждал, пока хозяин откроет глаза. Вейх тоже был рядом, в постели, но развалиться рядом с хозяином ему, видимо, не позволило воспитание, и поэтому он спал в ногах. Рихард не помнил, как привел в свою комнату вахтельхундов из половины прислуги. Баронесса уступила только на одном условии — собаки не поднимутся в доме на второй этаж, в жилые комнаты. И вот пожалуйста… Оба вахтельхунда тут же вскочили, как только заметили, что Рихард проснулся, и стали напрыгивать на него игриво, возбужденно повизгивая и громко лая.

— Молодцы ребята! Давайте еще громче, и тогда и мне, и вам точно достанется от мамы, что вы в спальне! — проворчал Рихард, отпихивая от себя собачьи морды, так и норовившие ткнуться ему в лицо, и морщась от этого гама, от которого раскалывалась сейчас голова. За всем этим шумом он еле услышал, как в дверь спальни постучали. Оказалось, что еще рано утром на виллу принесли записку из рейхсминистерства с просьбой явиться в канцелярию Главного штаба авиации. Он понимал, что это означает — мама дернула за свои ниточки, и теперь для него готовилось место в Берлине вместо отправки в резерв. Самой баронессы на вилле не было — она уехала рано утром из дома, но тоже написала записку для Рихарда, в которой просила его поужинать вместе сегодня вечером.

Ничего удивительного в рейхсминистерстве Рихарда действительно не ждало, как он выяснил позднее, явившись в назначенное время. По истечении получасового ожидания в приемной его пригласил адъютант в кабинет начальника Главштаба, генерала Кортена, который после короткой беседы, полной пустых любезностях, осведомился о его ближайших планах и удивился, услышав, что Рихард собирается на перекомиссию.

— Я полагал, что для вас все решено уже, — проговорил генерал Кортен, снова проверив свои записи и убедившись, что не ошибся. — Результаты комиссии более чем определены. Именно поэтому вы и здесь, господин майор. Рейх ценит своих офицеров, их храбрость и, разумеется, такой опыт, как у вас. Вам рано уходить в отставку, господин майор, Германии нужны люди не только в воздухе, но и на земле.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, господин генерал, но сейчас в воздухе они более необходимы, чем на земле. Мы начинаем проигрывать воздух над Германией.