— Разве у вас нет подтверждения от докторов о моей травме и ее последствиях? Я полагал, вы хорошо подготовились к нашей встрече, — не мог не хлестнуть в ответ Рихард, вспыхнув в момент, как это часто случалось теперь. — Или вы полагаете, что я сам подстроил тот момент, что меня сбили в Сицилии? Чтобы получить «золотой знак» и едва-едва не остаться калекой, который не может говорить внятно и только и делает, что ходит под себя?!
— А вот это уже интересный момент, вы правы, — улыбнулся ему в ответ следователь издевательски, отчего в голове Рихарда еще пуще запульсировала кровь. В висках и затылке тут же сдавило, словно кто-то затянул потуже невидимый шнурок, завязанный вокруг головы. — Давайте тогда поговорим с вами о недавнем времени. Когда последний раз вы бывали в Дрездене?
Вопрос был настолько неожиданный, что Рихард не мог не моргнуть удивленно. К чему тут вообще Дрезден? Ладно бы, Берлин, Веймар или Лейпциг. Но все же попытался разыскать в уголках своей памяти ответ на этот вопрос, что удалось, к его огромной радости. Честно рассказал, что в Дрездене живет троюродный брат по линии отца, семью которого он навещал в отпуске еще в 1940 году, когда у того родился первый ребенок. После этого не был ни разу в Саксонии, даже проездом, к своему стыду.
Гауптштурмфюрер задал еще несколько вопросов, касающихся адресов в Дрездене и окрестностях, но Рихард никогда не бывал в этих местах. И был уверен в этом почему-то, несмотря на свои проблемы с памятью. Тогда следователь разложил перед ним несколько фотографий, словно карты в пасьянсе.
— Вы узнаете кого-нибудь из этих людей? — последовал за этим вкрадчивый вопрос. — Постарайтесь напрячь свою память, майор. Потому что очень многое в вашей судьбе зависит от этих ответов.
Это было довольно сложно для Рихарда, учитывая последствия его травмы. И в то же время все значительно упрощало. Даже если он и знал прежде этих людей, на которыми неплохо «поработало» гестапо перед тем, как сделать эти карточки, он бы даже и бровью и не повел сейчас. Потому что не увидел ни одной знакомой черты, несмотря на ссадины, сломанные носы и кровь, заливающую лица. Одно Рихард мог сказать определенно — Удо Бретвица среди них не было, и это давало надежду, что он по-прежнему вне подозрений. А это был единственный контакт в «Бэрхен» для него. И значит, что дело может быть вовсе не в помощи евреям.
— Очень жаль, что вы нам совсем не помогаете, майор, — покачал головой следователь, когда Рихард заявил, что не знает никого из тех, кто изображен на карточках. — Если тому виной амнезия, то я бы посоветовал приложить все усилия, чтобы одолеть этот недуг. Пока не стало слишком поздно.
В эту ночь Рихард решил не спать. В прошлый раз унтершарфюреры захватили его врасплох, когда он проваливался в сон, не ожидая их прихода. В этот раз Рихард будет умнее. Кроме того, будет достаточно времени, чтобы попытаться воскресить в памяти, замешан ли он действительно в таких серьезных преступлениях против рейха, в которых его обвиняли сейчас.
Нужно рассуждать логически. Нужно отбросить в сторону все тревоги и опасения, что сейчас «закончат» в соседней камере, откуда доносились звуки ударов и мужские крики даже через глухие стены и толстую дверь, и примутся за него. Нужно собрать воедино и сопоставить все, что он точно знал сейчас, отбросив в сторону все эмоции и чувства, мешающие работе разума.