На осколках разбитых надежд (СИ)

— Неудивительно, — ворчал недовольно Людо, когда укладывал на спине девушки обжигающие горячие листы бумаги, вымоченные в горчичном порошке, оставив один для своего больного колена. Он занял место Лены в огороде, где работал последние два дня схватившись за вилы и корзину, и теперь с трудом передвигался по дому.

— Неудивительно, слышишь? Не нужно было слушать тебя и позволить работать одной. Даже Лотта была рядом, эта девочка, а я, мужчина, не мог… Ты загонишь себя, как загоняют лошадь в поле, Лена. Ты большая умница. Ты очень сильная. Никогда прежде я не встречал женщины сильнее, чем моя Кристль, а уж та способна на многое, поверь мне! Но ты слабее конституцией, пусть у тебя и сильное сердце, а ведь иногда та не выдерживает силы такого духа, что у тебя. Сейчас сложное время. Не надо взваливать на себя больше ноши. Я знаю, что ты ищешь своего летчика в надежде, что он все-таки каким-то чудом выжил. Кристль мне рассказала все. Позволь Ильзе помочь тебе. У нее столько знакомых…

Да, у Ильзе знакомых было немало, Людо был прав. И поиск завершился бы гораздо быстрее, если бы Лена обратилась к ней. И Лена и сама когда-то в начале поисков думала об этом, а после долгих раздумий отвергла эту возможность. Что, если бы в своих поисках Ильзе случайно сообщила тому, кто как-то связан с Ротбауэром? Ведь нашел же ее оберштурмбаннфюрер в Розенбурге через Цоллера и местные органы СС. Нет, лучше она будет искать, как раньше — медленно просматривая старые газетные выпуски, надеясь, что когда-то наткнется на статью или короткую заметку. Так было гораздо безопаснее.

— Осторожнее с надеждами, Лена, — предупредил Людо, когда понял, что не сумел переубедить ее. — Именно в надеждах мы черпаем силы идти дальше, когда не знаем, что там впереди, не видим. Словно в повязке на глазах. Надежды питают в нас видимость знания, что этот путь вслепую приведет нас к тому, к чему мы так жадно стремимся. И действительно, кто-то проходит этот путь до самого конца и получает награду по его окончании. А кто-то подходит вслепую к самому обрыву, влекомый опасным обманом, который движет сердцем, и летит вниз, разбиваясь в итоге.

— Именно поэтому ты не веришь, что Пауль еще жив? — осмелилась спросить Лена, завороженная этим открытым и честным разговором, в котором Людо впервые настолько открылся ей.

— Кто-то должен снять повязку с глаз и держать за руку слепцов, чтобы они не упали в пропасть и не разбились вместе со своей обманчивой верой, — горько усмехнулся немец. И снова замкнулся в себе, превратился в привычного Лене хмурого и отстраненного, когда заявил, что пора уже снимать горчичные листы с ее спины, иначе «будет ой как худо».

Затянувшаяся на пару недель болезнь обернулась настоящим благом для девушки, как оказалось со временем. Лена пропустила свое последнее собрание «Веры и Красоты», на котором торжественно провожали девушек в их новый статус гражданок рейха — вступление в партию. А потом и вовсе осмелела настолько, что не подала документы для приема, не получила значок и партийную книжку, как остальные одногруппницы. К ее счастью, настало уже совсем другое время. Сентябрь 1944 года показал, что в Германии были дела немного важнее, чем ловить увильнувших от вступления в партию. Не было ни сил, ни средств для этого. Красная Армия освободила совместно с местными партизанами Румынию и Болгарию, а к концу месяца подошла к границам Венгрии, Чехии и Югославии. Финляндия, видя сложившее положение дел на фронте в Прибалтике и в западных республиках СССР, поспешила выйти из союза с нацистами и даже объявила им войну, заключив спешно мир с бывшими противниками — странами-союзников. Немцы потеряли большую часть Франции[151], а в начале октября рейху пришлось покинуть и Грецию. И пусть это отступление называли «тактическим», пусть по радио торжественно повторяли, что рейх начал использовать свое «невероятное оружие» против Британии[152], а значит, скоро будет очередной перелом, но в пользу немцев. Становилось ясно, что война все же близится к концу, к такому долгожданному и желанному.

И именно в эти дни, едва только вернувшись после болезни к работе в заметно опустевшей редакции, Лена наконец-то нашла Рихарда. Не только в газетных листках, которые уже подшили в папках с надписью «Март 1944» на боковине, которые она листала в свой обеденный перерыв в архиве редакции. Она бы определенно пропустила эту фотографию и статью, потому что старалась быстро пролистывать те страницы, где замечала изображение фюрера. Но каким-то чудом зацепилась взглядом и вернулась назад к этой заметке на половину газетной полосы о торжественном ужине, который давала нацистская верхушка в зале берлинского отеля «Адлон», весной 1944 года еще не превращенный в госпиталь для солдат вермахта.