На осколках разбитых надежд (СИ)

Он показал рукой на столик между двумя софами, на котором стоял поднос с серебряным чайником и фарфоровой парой. Рядом с ним стояло блюдо, накрытое серебряной крышкой. Лена посмотрела на столик, потом снова взглянула на Рихарда, не понимая, чего он хочет от нее сейчас.

— Ты сегодня просто спасла меня. А я привык отдавать долги, — сказал Рихард.

— Я сделала это не специально, господин Рихард, — поспешила заверить его Лена, испугавшись, что он может счесть ее обморок притворством.

— Я знаю. И я уверен, что больше такого не повторится, — произнес немец. — А еще я уверен, что дядя Ханке хотел бы, чтобы ты попробовала баумкухен.

С этими словами он поднял крышку с блюда, и Лена увидела знакомый торт из берлинской кондитерской. Рихард положил кусок на тарелку и протянул Лене, приглашая занять место на софе напротив него. Девушка же даже не двинулась с места. В этот момент она искала мысленно причины подобного расположения, потому что знала, что едва ли немцы делают что-то просто так. Правило Ротбауэра о доброте запомнилось очень хорошо.

— Попробуй, — настаивал Рихард. — Это особый немецкий торт. Королевский торт. Знаешь, его выпекают особым образом. На вертеле. Его больше нигде не делают в мире. И кто знает, не пропадет ли он и как надолго, если война затянется? Ну же! А! Я понял…

Он поставил тарелку на столик и откинулся на спинку софы расслабленно.

— Вот, теперь это не из моих рук. Теперь можешь брать смело. Ты ничем так не посрамишь своих принципов.

Лене невероятно хотелось попробовать этот торт. Она не помнила уже, когда последний раз ела что-то сладкое. Странно — до войны, когда сладкого был достойный выбор, у нее не было подобной тяги. Торт на тарелке так и манил своими шоколадными боками, обещая наслаждение в каждом кусочке. Поэтому она поспешила взглянуть на Рихарда, стараясь не думать, от чего отказывается сейчас.

— Нет? Что ж, — пожал он плечами. — А если поступим так? Я отрежу еще два куска и положу на тарелку. И разрешу тебе забрать эту тарелку наверх, в комнаты прислуги. Уверен, твои подружки точно захотели бы попробовать баумкухен. Можешь даже отдать им свою порцию, если пожелаешь.

Рихард не стал откладывать в долгий ящик свое намерение. К куску торта присоединились еще два. Потом толкнул тарелку в сторону Лены, и та медленно поехала по блестящей поверхности низкого столика.

— Заберешь потом. А сейчас нам нужно перейти кое-куда, — поднялся на ноги Рихард и указал на дверь, приглашая Лену пройти. Этим «кое-куда» оказалась библиотека, в темноте летнего вечера показавшаяся Лене мрачной. Будто темный зал из сказок, хранящий особые тайны. Рихард прошел первым в зал и щелкнул выключателями у пары настольных ламп. И только сейчас Лена заметила разложенную на полу карту Европы, прижатую книгами по краям.

— Ты либо невероятно глупа, либо безрассудно смелая, раз решилась бежать отсюда, — проговорил Рихард, опускаясь на корточки у карты. — Хочу показать тебе кое-что. Вот видишь эту маленькое голубое пятно у возвышенностей? Это наше озеро. Оно огромное, но на карте кажется совсем крохотным, видишь? Это горы земли Тюрингии. Они тоже кажутся тут небольшими, но на самом деле они другие, ты же видела, верно? А вот здесь где-то, — Рихард наклонился и положил портсигар на одну точку на карте, предварительно достав несколько сигарет. — Здесь где-то твой город Минск. А вот тут, — на карте появилась граница из сигарет. — Вот тут территория рейха.

Лена замерла на месте и никак не могла оторвать взгляда от карты. Ей очень хотелось, чтобы сигареты легли как можно дальше от Москвы и Ленинграда, от Минска и Киева, говоря о том, что в войне наступил долгожданный перелом. Ведь так когда-то говорил ей Яков. Осталось подождать еще немного, и немцев погонят обратно в Германию. Но нет.

Она в ужасе смотрела, как практически вплотную к Ленинграду легла первая сигарета. Затем другая отделила Новгород, оставляя его на стороне немцев. Лена даже затаила дыхание, пока Рихард искал на карте Москву. Но нет, Москва осталась на советской стороне, пусть сигарета и обозначила границу так близко к столице. Минск, где осталась мама, так и остался далеко от границы из сигарет на немецкой стороне. Харьков тоже остался на немецкой стороне. Битва за Харьков — последнее, что она помнила из сводок, которые рассказывал ей Яков. Значит, наступление на Харьковском направлении обернулось неудачей для советских войск. Значит, нацисты снова одержали верх.

А потом сигареты стали выстраиваться почти ровно по линии Волги, опасно приближаясь к городу, носящему имя товарища Сталина, отсекая на сторону немцев все больше территории. И в груди Лены образовался комок, от которого стало так тяжело на сердце.

— Совсем скоро, я полагаю, будет полностью захвачен Крым и Севастополь. Затем южные земли. Советы окажутся без топливных ресурсов и плодородных земель. А после зимовки армия двинется дальше на Восток, к Уралу, — проговорил Рихард и, подняв голову, взглянул на нее снизу вверх.

— Это неправда, — в отчаянии по-русски прошептала Лена, в ужасе отступая от карты. — Это все неправда!