Из-за этого Лена теперь не могла никак не думать о Рихарде. Мысли крутились о его словах и поведении, а взгляд то и дело останавливался на нем, что бы она ни делала. Обслуживала ли завтрак или обед, бесшумно скользя рядом с ним с подносом в руках. Нарезала ли цветы в саду во время его прогулки с собаками. Вытирала бы пыль или мыла бы зеркала смесью уксуса и воды, чтобы те блестели, когда он случайно был в той же комнате.
Сложнее всего, конечно, было с зеркалами. Пару раз Рихард отвлекался от газет или книг, которые читал, и ловил ее взгляд в отражении, заставляя ее краснеть. И ей становилось стыдно, что она вот так подсматривает за ним. И за свои чувства к нему. Они выглядели предательством. Особенно в преддверии памятной для Лены даты.
В эти редкие моменты их встреч Рихард никогда не заговаривал с ней. Все приказы он отдавал знаками. Когда ему требовалось подлить вина в бокал или чай в чашку, он просто приподнимал посуду вверх, демонстрируя, что она опустела. Когда ему требовалось забрать белье для стирки из комнаты, он, не глядя даже в Ленину сторону, просто указывал рукой без слов. Словно он решил ее игнорировать, пришло в голову Лене после двух дней подобного молчания. Она стала пустым местом для Рихарда. Какими были все русские для баронессы, общающейся за редким исключением с прислугой только через Биргит.
Это только к лучшему, убеждала себя Лена. От немцев стоит держаться подальше. Особенно от тех, кто несет кровь и смерть под знаком рейха. Семьдесят три самолета. Семьдесят три отнятых жизни. И это за исключением тех, кто стал жертвой на земле. Вот о чем, нужно было думать. И о дате, которая неумолимо приближалась.
В тот день в Розенбурге собралась небольшая группа детей в возрасте от семи до четырнадцати лет. Маленьких воспитанников Гитлерюгенда из ближайших городков привезли специально для встречи с Рихардом. Баронесса готовилась к этому собранию особенно — приказала Айке испечь печений и кексов, а еще сварить вкуснейших взваров из первой черешни. Для этого Войтек отвозил Лену и Катерину на сборку на ближайшую ферму, где ягоды были особенно хороши.
Обслуживала маленьких гостей Урсула. Русских служанок не пустили в гостиную, где дети расселись кто куда — на диваны, на стулья, в кресла и даже на полу, скрестив ноги. Да и Лена не особо расстроилась этому, помня о том, как жестоки были дети в этой форме девушке-остарбайтеру на улочке Йены.
Всем хотелось послушать рассказы Рихарда о полетах и о его подвигах во имя нации. В углу гостиной замер в коляске Иоганн. Гордая баронесса заняла место в мягком кресле, чуть поодаль от сына. Даже Лена один раз подошла к дверям из любопытства.
— Страшно ли вам летать? — задала в тот момент вопрос одна из девочек, качнув головой. В ее «баранках» белели ленточки. Если бы не форма и не повязка на рукаве, она была бы так похожа на девочек, которых Лена встречала на улицах Москвы и Минска.
— Летать — не страшно, — улыбнулся Рихард. — Страшно, бывает, выдвигаться на задания. Любой человек боится смерти, это нормально. Самое главное для нас — преодолеть свой страх и сделать все ради будущего нашей нации и ради великой Германии. Если бы не было страха, мы бы так и не познали мужество. Но в самом бою уже не страшно. Ты просто делаешь то, что должен. Вот и все.
Лене показалось, что в этот момент в его голосе мелькнула какая-то странная нотка. Но прежде она попыталась уловить хотя бы тень ее, кто-то из мальчиков задал вопрос о противниках. Лоб Рихарда тут же расчертили полоски недовольства пренебрежением в голосе подростка.
— Нельзя не уважать противника. Ты начинаешь недооценивать его, а это ведет к поражению. В воздухе всегда есть ты и он. Один на один. Как на дуэли. Небо не прощает ошибок. И не прощает высокомерия и чрезмерного самолюбования.
— Ты должен помнить о пяти вещах, каждый раз уходя с аэродрома в небо, — поднял вверх ладонь Рихард и стал загибать пальцы, когда озвучивал каждую. — Первая — выполнить поставленную фронтом задачу. Вторая — не дать погибнуть своему товарищу. Третья — не погибнуть самому. Потому что мертвый сокол — это мертвый хищник, от него нет никакой пользы. Четвертая — уберечь по возможности от губительных повреждений свою машину, потому что это урон Германии и ее народу. Пятая — получить как можно больше очков, чтобы приблизиться к очередной награде. А это значит, нужна только победа в воздушном поединке над своим противником.
Дети восторженно зашептались, покоренные его харизмой. Даже Лене он показался настоящим героем в эти минуты. Неудивительно, что его слова вызывали в маленьких гитлерюгендцах желание поскорее вырасти и попасть на фронт, чтобы сражаться с врагом.
Внезапно ее, осторожно выглядывавшую из-за дверного проема, заметил Руди и улыбнулся ей, чуть приподняв ладонь в робком приветственном жесте. Это не ускользнуло от внимания Рихарда. И от молодого наставника отряда Гитлерюгенда, тут же обернувшегося к двери. Лена похолодела, узнав в нем Рауля, и поспешила уйти прочь и укрыться в безопасности кухни.