Читаем На острие меча полностью

Быстро надвигались сумерки. С моря, даря прохладу, дул свежий бриз. Душа Гераклида жаждала продолжения, и он велел рабу принести им амфору лучшего вина. А лучшим, в его понимании, было то, что давали виноградники Херсонеса. В данном случае – его личные виноградники.

– Сомневаюсь, что для обучения будет достаточно времени, – высказался Лукан, наблюдая, как хозяин сам наполняет его кубок янтарного цвета жидкостью.

– Почему? – сразу заинтересовался тот.

– Зная Галла, могу предположить, что он не станет медлить с началом боевых действий. И уж тем более не будет отсиживаться за стенами города и ждать, когда Митридат сам нанесет удар.

– Я тоже так думаю. И не скрою, для нас это более желательно, чем затяжная война.

– На то есть причины?

Гераклид рассмеялся:

– Не нужно будет кормить римскую армию! А нашим женщинам прятаться по домам!

– Ах, вот оно что! – рассмеялся и Лукан. – А я уж подумал, что вам не терпится схватиться с боспорцами.

– Это тоже. Но деньги, знаешь ли, дорогой трибун, любят счет.

– Я все понимаю. Война – это всегда большие расходы. Снарядить даже один корабль требуется немало средств. А что говорить о целом флоте или армии!

– То-то и оно! – Гераклид огладил выпирающий из-под хитона животик. – Я уже успел прочувствовать это на себе в полной мере. Но оно того стоит.

– Возможно. Мое дело – воевать, а не подсчитывать убытки или доходы.

Лукан говорил так, как если бы отчитавался сейчас за свои мысли и поступки перед отцом – без пафоса, просто, искренне. И грек это оценил.

– Так и должно быть. Кто-то работает мечом, а кто-то обеспечивает его тыл. Ты молод. Но у тебя светлый ум и чистое сердце. А это, поверь, не так часто встретишь в наше тревожное время.

– Ты можешь припомнить спокойные времена?

Гераклид задумался, однако ответить не успел. У входа в беседку возник нескладный, кривоногий силуэт Скопаса. Секретарь сделал неуверенный шаг вперед и доложил:

– У ворот незнакомец. Говорит, со срочным делом к тебе, господин.

– Кто такой, сказал? – небрежно бросил Гераклид.

– Нет, но по виду купец. Кажется, не из наших…

– Вечно тебе все кажется, Скопас. Зови его. Посмотрим, что за птица.

Секретарь растворился в сумерках, а хозяин дома тем временем освежил их кубки, отметив:

– Хороший работник, но иногда чересчур осторожный. Хотя что это я ворчу? Всегда лучше лишний раз проверить, чем потом кусать локти.

Лукан согласно кивнул и сделал глоток вина, которое мягкой, теплой волной раскатилось по всему телу. Оно действительно было замечательно на вкус, с тонким, изысканным ароматом, в котором, как уверял Гераклид, смешались запахи горных таврийских трав и нежного миндаля. На какое-то время он даже забыл о тех проблемах, какие еще предстояло решить до появления здесь армии Галла, но возвращение секретаря вернуло к действительности. Скопас замер на месте. Меж тем как поздний гость смело шагнул к их столу и ложам.

– Долгих лет и любви богов желает тебе, Гераклид, Лисандр из Нимфея. – Он отвесил легкий поклон, безошибочно определив хозяина дома. И лишь затем его глаза переместились на юного трибуна.

Лукан всматривался в лицо незнакомца и чувствовал, как все чаще и громче начинает биться его сердце, а брови обезоруживающе ползут вверх. Затуманенное вином сознание прояснялось. И наконец в коротком выдохе распахнулся рот:

– Ты?!

* * *

Ступив на гладкие, отполированные водой и временем плиты причала, Кезон испытал откровенное облегчение: ощущение под ногами твердой почвы придало уверенности и внутренних сил. Он втянул в себя прохладный, щекочущий ноздри воздух и громко выдохнул, затем огляделся. Стояло раннее утро, и в порту Херсонеса было немноголюдно: с десяток рыбаков спешили выйти в море до наступления жары, другие – уже выгружали из ботов и челноков ночной улов, который ловко раскладывали по корзинам помощники-мальчишки. Людская речь звучала раздробленно и негромко, и крики носящихся над берегом чаек уверенно доминировали над ней. Самые терпеливые из птиц важно бродили по набережной в поисках требухи или случайно оброненной рыбешки. За ними ревниво следили бродячие псы, сбившиеся чуть поодаль в небольшую стаю. Дальше, вверх от гавани, уходили ряды аккуратных белокаменных домов, красную черепицу которых уже лизали робкие лучи всходящего солнца. Полис пробуждался.

Буквально в двух шагах от этой оживающей части города нашлась скромная гостиница. Кезон снял в ней комнату и заказал завтрак: вареные яйца, хлеб и сыр. От вина отказался, так как намеревался в этот же день приступить к выполнению возложенной на него миссии. Умывшись и перекусив и закрыв ставни единственного в комнате окна, он с наслаждением растянулся на соломенном тюфяке. За последние полгода его тело отвыкло от морской качки, да и вообще он непростительно разнежился в доме Лисандра, о чем напоминало сейчас покалывание в области икр. Ругая себя за такую долгую бездеятельность, Кезон прикрыл веки и попробовал собраться с мыслями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза