Читаем На острие меча полностью

Как бы то ни было, но пока что все складывалось благополучно: херсонесцы готовились к военным действиям, оборвали все связи – и политические, и торговые – с Пантикапеем и, что не менее важно, горели искренним желанием пустить боспорцам кровь.

Именно за это провозгласил первый тост Деметрий, совершив положенное в таких случаях возлияние богам.

– Пусть наши мечи и копья насытятся боспорской кровью сполна! Проследи за этим, Арес!

Они расположились в просторной и светлой обеденной зале, обставленной с поистине царской роскошью. Лукан уже знал, что Деметрий по-крупному торговал зерном, и это приносило ему большие барыши. Высокий, ладно скроенный, с неторопливыми, четко выверенными движениями, он являл собой полную противоположность Гераклида. Складывалось впечатление, что и выставляемым напоказ богатством он как бы стремится подчеркнуть свою исключительность. Откровенно дорогие, инкрустированные замысловатой резьбой ложа, на которых они полулежали, серебряные с позолотой и росписью килики, из которых они пили, молоденькие полуобнаженные флейтистки, ублажавшие их слух, – все это словно кричало: «Я богат, как Крез! И не стыжусь этого!»

Первый раз в жизни Лукан находился на таком шикарном приеме. Гераклид хоть и не отличался скупостью, но предпочитал более умеренный, скромный образ жизни. В Риме же званые обеды и пиры, ослепляя своей роскошью, в то же время не преподносились столь изысканно и утонченно. Они быстро утомляли и выглядели… грубее, что ли… Лукан никак не мог подобрать подходящего слова.

– На днях подготовлю еще два корабля, – говорил Гераклид, недвусмысленно поглядывая на хозяина дома.

– Придержи их под мое зерно, – попросил Деметрий, отвечая на его взгляд. – Армия в нем нуждается не меньше, чем в оружии.

– Истинно так! – закивал Гераклид, поспешив заверить: – Я отряжу на них свои лучшие команды.

Деметрий ответил степенно, с достоинством:

– Я рад, что, как всегда, могу положиться на тебя.

– Мы делаем общее дело, мой друг. Во благо Херсонеса!

– И его будущих поколений.

– Конечно! – охотно согласился Гераклид с уважаемым демиургом. – Если бы наши предки не заботились об укреплении и процветании города, где были бы сейчас мы? И были бы вообще? Возможно, здесь лежала бы лишь груда зарастающих травой развалин, оставшихся после диких племен тавров и скифов.

– Могло быть и так. – Деметрий, не поворачивая головы, приподнял руку с киликом, подавая знак рабу-виночерпию освежить их сосуды. И когда те наполнились вновь, задумчиво произнес: – Я всегда восхищался стойкостью и мужеством тех, кто сумел найти здесь новую родину, выстоял в схватках с варварами и представил богам Херсонес. – Его глаза вдруг вспыхнули огнем воодушевления. – Вот ОН! Кусочек Эллады на самом краю света! Он вырос из дорийского семени, занесенного в Таврику более четырехсот лет назад. Он – тихая гавань для наших домов и храмов. Любуйтесь им и храните его! Этот город – алтарь пролившим за него кровь героям. И бессмертное величие, во славу оберегающих его богов! – Он сделал небольшой торжественный глоток и посмотрел на римского гостя. – А кому из ваших богов отдает предпочтение наместник Галл?

Такой неожиданный вопрос застал Лукана врасплох, и он поспешил приложиться губами к ободу килика, чтобы потянуть с ответом. Не совсем обычный интерес к персоне командующего наводил только на две мысли: то ли Деметрий и впрямь был чрезмерно религиозен, то ли пытался найти у тех, с кем предстояло иметь дело, слабые места. В любом случае ответить было нужно.

– Как и любой римлянин, Галл почитает всех наших богов, – сказал юноша, не затягивая паузы. – Но как воин в первую очередь приносит жертвы Марсу.

– Разумно. – Деметрий качнул седеющей головой и перевел взгляд на соотечественника. – А ты как считаешь, уважаемый Гераклид?

Тот вытер усы и бороду тыльной стороной ладони, прищурился.

– Вот я, по понятным причинам, отдаю предпочтение Гермесу. Но и о других богах не забываю.

– Это правильно… и предусмотрительно. Зачем гневить бессмертных?

– Именно! Себе дороже будет. Забудешь, например, задобрить Посейдона, а он возьми да и нашлет шторм, который потопит твои корабли. И все из-за того, что пожалел одного петуха!

Деметрий понимающе вздохнул: видимо, сам не один раз нес убытки из-за морских бурь. Между тем выпитое вино начало ударять в голову, а на стол выставили новые блюда: зажаренного в золотистом соусе огромного осетра и целую гору сдобренных травами вареных мидий. По зале мгновенно распространился настолько аппетитный запах, что у Лукана, уже насытившегося молодой козлятиной, вновь разыгрался аппетит. Однако любопытство гостеприимного хозяина, похоже, не было еще удовлетворено. Он аккуратно, удерживая двумя пальцами, отправил в рот розовый язычок мидии, запил вином и задал очередной провокационный вопрос:

– Правда ли, что наместник Дидий Галл не самого знатного рода?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза