На острове

Песнь его скользила и его мечта,

И его молитвы тщетно повторяли

Жалких себялюбцев грубые уста.

Что молитвой звали эти лицемеры —

Был обряд, лишенный истины и веры.

Королевский прах окутан вечной мглой, —

Духа же цветы растут еще неслышно,

Ждут, что оживятся нежною росой

И в плоды деяний превратятся пышно.

Ждут давно. Не вянут лепестки цветов,

Точно сам король по-прежнему с любовью

Пламенного сердца поливал их кровью,

Покидая царство мрака и гробов.

Но сегодня тихи вечные постели,

Мирен сон глубокий в области теней;

К ним на стражу тихо от высот слетели

Ангелы молчанья, гении ночей,

Исклоняя крылья, в небеса смотрели,

Плачущие ярким золотом огней.

* * *

Ликует остров, залит морем света,

Шумящею толпою наводнен.

Четыре на турнире том поэта:

Кто победит – король! Владеет он

Всем островом; когда-ж цветы живые

Успеют из венца его опасть,

То выступят послы передовые,

И он свою разделит с ними власть.

Но кто же здесь достигнет славной цели?

Кому цветы, кого корона ждет?

Уж три певца на празднестве пропели,

И наступает Даймона черед.

Он – младший из певцов – и не почет

Стяжал себе, но брань и поношенье.

Народ кричал, что песнь его течет

По ложному руслу; что это пенье —

Как резкий скрип; что речь его остра

И боль таит без ласки вдохновенья;

Что муза – одичалая сестра

Небесной музы; что земли мученья

Им завладели; что к лазури в даль

Не рвется он, но в темноте могилы

Он ищет искру Божью, и что жаль

Его: он проявляет много силы.

Был суд над ним, чтоб строго наказать

И струны оборвать на лире звучной,

Когда посмел он жителям сказать,

Что материк земли – убогий, скучный —

С презрением глядит в такие дни

На остров, их грехами омраченный;

Что не могучий колокол они —

Трещотки лишь из глины золоченой,

Которых треск не будит славных дел;

Что жгучий стыд душой его владел

От жизни их и новых идеалов,

Что этот остров – вечный труд кораллов,

Обидами и горем полон он

Существ, которым имя – легион.

С тех пор, тая недуг сокрытой муки,

Над берегом, задумчивости полн,

Бродил певец, внимая говор волн,

И говорил, что часто слышит звуки

Печальных слез и стонов, издали

Летящих через море от земли.

Он говорил с тоскою, что напрасно

От острова мучительно и страстно

Ждет помощи несчастная земля,

И что в гробу несет теперь страданья

Труп славного поэта-короля

За то, что позабыли завещанье.

Он говорил, что видит впереди,

Как по вине островитян случится:

Польют с земли кровавые дожди,

И остров весь в пустыню обратится!

Никто речам поэта не внимал;

Кричали все с гримасой отвращенья:

Он болен, он рассудок потерял,

В нем разум спутал демон разрушенья,

Ужасный черный дух… И оттого

Они прозвали Даймоном его.

Сегодня это слово пробежало

По всем устам и пораэило всех;

Одних негодованье обуяло,

Другие же сдержать старались смех

При вести, что стремится Даймон к трону

И выступит, чтоб получить корону.

Но, лишь прошел насмешек первый взрыв,

Вътолпе тревога пробежала глухо

О том, что песня – тайных сил порыв —

Живет и в глубине больного духа.

И вот, едва увидели певца,

Как тишина повисла над толпами.

И взоры всех стеклись к нему лучами

И жгли огнем черты его лица.

Уверенно и гордо рыцарь юный

По пурпурным ступеням восходил

И стал спокойно на верху трибуны.

Он бледен был. В дали небес ловил

Взор призраки мечты необычайной,

Как будто видел новый дивный мир

И забывал, объятый думой тайной,

Толпу людей, и песню, и турнир.

И слышен был на площади турнира

И треск костров, и шум морской волны…

И вдруг в тиши раздался плач струны.

Задетая рукой поэта, лира

Запела вдруг, и, звуком пробужден,

От тайных грез своих очнулся он.

Смутился вдруг и вздрогнул, как ребенок,

Видением испуганный во сне.

И грустен голос был его и звонок,

Он так сказал: «Я болен, тяжко мне!

Душа томится неутешным горем…

Я отдан в жертву злым и горьким снам

И вам один охотно передам,

Вчера его я увидал над морем.

Постиг я силой сердца своего,

Но осудить вы можете его,

Хотя, быть может, это сон пророка!»

Умолк на миг. Потом вздохнул глубоко,

Бросая взор на ясный небосклон…

И вдруг, рванув уверенно и живо

Рукою струны лиры, начал он

Бросать слова рассказа в тон мотива,

Пока с его чарующей игрой

Не слился голос, звонкий и глубокий,

Как родников бегущие потоки

Сливаются с могучею рекой.

Сон