На острове

* * *

Умолк – и тихо-тихо замирала

Одна струна… вот умерла и та…

И в тишине минута пролетала,

Как звука путь из сердца на уста.

И вдруг в толпе, молчанию на смену,

Раздался крик немногих голосов…

Венок упал на шумную арену,

Пятная землю роем лепестков.

А вслед за этим полились каскадом

Рукоплесканья, крики; рой венков,

Цветов и листьев сыпался там градом.

Певец стоит, исполненный еще

Мелодий сердца. Сила возбужденья

Кровь заставляет литься горячо,

И грудь кипит от нового волненья.

Неведомый огонь в его очах…

И вновь рука трепещет на струнах.

Стихает крик народа: слава, слава!

Застыли руки. Снова тишина.

И речь певца – стремительна, как лава,

На площади затихнувшей слышна:

«Судьба решилась, братья-минестрели!

Уже плывет в небесной синеве

Победный легион к заветной цели,

И Творчество с Любовью во главе

Дарят слова небесного привета

Лучам святого радостного света.

Но там в долинах стонущей земли

Еще вершат свой праздник злые тени,

Средь ужаса, тревоги и мучений…

И целый мир влачат они в пыли».

«Те демоны раскинули всех шире

Свой стяг на близком нам материке.

Там, в этом жалком изнуренном мире

Народ со смертью борется в тоске».

«Там взор, слепой от слез, не видит света,

Не видит дня и солнечных лучей,

Там свой удел клянет пророк рассвета,

Пока не погребет своих идей

И, пыткой мук ужасных побежденный,

Забудет небо, свой потушит взгляд,

Отринет все великия знамена

И будет ползать, как презренный гад!»

«Там гениев – насилья убивают,

Подрезывают крылья там орлам

И горных коз в ярмо там запрягают,

И для души уставы пишут там!»

Там всех детей берут тираны злые

И, чтоб скорее вышли подлецы,

Куют, как деньги, души молодые

Всё на одни и те же образцы!

Там в дикой злобе отравляют воды!

А эти звезды – светочи ночей —

За чудный блеск серебряных лучей

Сорвали бы охотно с небосвода!»

Нельзя там плакать, там нельзя любить!

Нельзя там мыслить, тешиться мечтами!..

Нет! Той земли не описать словами:

О ней стонать я должен, слезы лить,

Иль вырвать сердце, полное мученья,

И показать его страданья вам!»

Тут силы не хватило уж словам,

Мысль умерла на высях возбужденья.

«Гей! прочь отсюда! Гей, на материк!

На помощь братьям все без замедленья!»

Остатком воли испустил он крик

И оборвал дрожащих струн теченье.

Толпа застыла в мрачной тишине.

И слышно было, как кипели слезы

У всей толпы в душевной глубине,

И воскресали пламенные грезы,

Как сильно бились у людей сердца,

Кипела кровь огнем живых дыханий,

И образы вставали без конца.

Из маленьких частиц воспоминаний…

Нить, порванная прежде, вновь узлом

Завязывалась здесь с материком.

Но вот, сменяя те воспоминанья,

Из тайных недр души явился страх,

То страх был за покой существованья, —

И снова нить он разорвал в сердцах.

И мысли все боролись, колебали

Весы их воли с силою, как вдруг

Им тени осторожности предстали

И поселили в сердце их испуг,

Подняв опять спокойной жизни цену,

Разсчетом мелким совесть отравив.

Позорный страх родил в сердцах измену,

Погас в душе восторженный порыв,

На лица вышли сумрачные тучи,

И ропот выростал, как гром могучий,

И разразился, гневом все покрыв.

И вся толпа, подняв к трибуне руки,

«Молчи!» – кричала: – «ты зовешь, губя!

На остров ты накликать хочешь муки,

Но мы научим разуму тебя!

Отнимем лавры – подарим позором!»

Ревел народ вокруг согласным хором.

И на арену бросилась толпа

И с криками, разбойникам подобно,

Венцы с земли хватала спешно, злобно;

От бешенства безумна и слепа,

Она топтала их без сожаленья

В неистовом порыве возбужденья.

При этом виде все лицо певца

Покрыла бледность. К сердцу устремилась

Вся кровь его, и взглядом мертвеца

Смотрел он так, что страшно становилось.

Вдруг сквозь народ приблизились толпой

Его друзья. Их лир звенели струны

В безумном беге. Точно вихрь морской,

Они взбежали к высоте трибуны

И там с рыданьем обняли певца;

Сплетя на нем свои в восторге руки,

Они ему твердили без конца:

«Ты нашу скорбь воспел и нашей муки

Туман рассеял… Вечно да живет

Наш Даймон-вождь! Направь ты наш полет!»

И Даймон, возбужденный, со слезами

На головы их руки возлагал…

И в этот миг рассыпалась лучами

Луна с небес – и свет её бросал

На их дружину блики золотые,

И в них певцы стояли, как святые

В своем бессмертном ореоле мук.

А там, внизу, народа мрачный круг,

С трудом порыв смиряя злобы бурной,

Еще дарил гирляндами цветов

Трех первых состязавшихся певцов.

И вот герольд открыл немые урны,

Пересчитал во всех число венков

И объявил толпе, что по закону

Один певец получит здесь корону:

Кто распевал сегодня всех звучней

О прелестях любовницы своей.

Песнь II