- А чтоб не ездили тут, порчу бы не разносили... - ползала Бронислава вокруг полушубка и приставляла к нему школьную старую линейку. - Чтоб другим ездить неповадно было. Это уж - так надо, Нин. Что ж теперь!.. А волю им только один раз дай - всё: их с шеи-то ведь потом не скинешь. Вон, Саратов, говорят, уж под татарами целиком?
- Слыхала. Алтай под азиатами весь... Адлер - под армянами, - перечисляла Нина. - Уже и Тверь недавно чеченцам сдали. Не знаю, правда ли, нет, а народ так передавал.
- Правильно Макарушка говорил: они все, оккупанты, через подкуп начальства местного втираются. А непродажных начальников - убивают... Нет, если чужие с хорошими посулами да с взятками заявляются - большая кровь за ними на детей, на внуков потом упадёт! Без большой крови, Нин, уж так и знай, не обойдётся... Напёрсток что-то никак не найду. Обыскалась прям... Она сроду и была везде потом, большая кровь, где пришлых-то впускали. Что в Шерстобитове, что в Ключах... А наши, буянские - нет: не впускали. И старики старые у нас как ведь сроду говорили? Чужой, хоть и добрый будь человек, а всё лучше - повесить!.. А то войны потом не миновать. Одного чужого впустишь, тыщу своих потом из-за него похоронишь. Это уж с исстари счёт такой идёт. Веками проверено.
- Вот! Ты же и сказала! Про чужих. Сама знаешь, чего для нас из-за них выходит... Смертоубийство да тюрьма, - оглянулась Нина на Кешин храп, прерывающийся временами. - Я же поэтому говорила: "гони ты его". Не ещё почему... От людей уже стыдно. Куда зайдёшь, про него одного толкуют: "Город сказал, Город ораторствовал, Город приходил, Город в магазине кого-то митинговал..." Гони его! А то как бы и у нас беда в доме не стряслась. Гони!
Она смолкла и теперь сосредоточенно размышляла о чём-то, стоя над матерью. Та, ползая на четвереньках, уже срезала лезвием полоску меха с гладкой стороны, по намыленной тонкой черте, и задерживала дыхание от усердия - чтобы пальцы не дрогнули невзначай.
- А ты не бойся, Нин, - успокоила её Бронислава, разводя разрезанную кожу в стороны и легко разнимая мех. - Оно же по-разному бывает. Вон, парень-то у Зуевых, без всяких приезжих в тюрьму сел. В город как уехал, так полгорода там вдребезги разнёс. На кирпичики. Сколько богатых магазинов раскурочил! И кто ему теперь виноватый, что он сел? Зуеву нашему?..
- Так он же для кого грабил? - села Нина на половик и прислонилась спиной к тёплому боку печи. - Он, Зуев, у богатых забирал, да в бедные дворы узлы с одеждой по ночам кидал. Деньги-то по карманам в одежду эту рассовывал. Для людей для бедных. Справедливость он наводил!
- Ну и сам, передают, не плохо поживал, - отмахнулась Бронислава. - По ресторанам-то как гулял! С песнями да с плясками-трясками! Не больно праведник большой... А дедушке его кто виноватый был? Кто?!. Сроду варнаки - эти Зуевы. Что Зуевы, что Тетёркины - каторжаны были. Из века в век... С большой дороги вернутся, отсидятся - щас опять верёвками подпояшутся. Ножики за пазуху и айда на дороги. Ты уж наших тоже лишнего-то не защищай. По ним, по дорогам, не одни ведь только виноватые ездиют. А и не виноватые ни в чём, ни перед кем, небось, попадаются.
- Ну, своих-то здесь никто не трогал. Никогда! - возразила Нина с обидой. - А чужие - пускай боятся. Мы же целей будем.
Бронислава тем временем взяла приготовленную иглу с коричневой ниткой. Но вскрикнула на первом же стежке.
- Батюшки-светы! Гляди-ка, под ноготь ушко-то себе загнала, - разглядывала она большой палец с наливающейся алой каплей. - Больно как.
- ...Нет, хоть как, а тулку я от Антона - спрячу! От греха подальше. Пока этот здесь, - решила Нина, не сводя взгляда с капли. - За Антона я что-то боюсь. Как бы он не стрельнул. Как бы не пальнул. По Городу-то. Из двух стволов, дуплетом.
- А и спрячь! - охотно согласилась Бронислава, посасывая палец, чтоб скорее зажил. - Он спокойный-то спокойный, Антон. Да мало ли? Все они у нас спокойные. Пока не схлестнутся... Спрячь, конечно. Что ж теперь!.. Под сено вон засунь. Под низ самый. Небось и под сеном не испортится, тулка наша. Смажь только получше, из маслёнки отцовой. Да не разбирай ружьё-то! Ты его потом сама - и не соберёшь. А так: прям в дырки прыскай. Как из клизмочки. Там дырки есть, с блошиный глазок. В них... Оно, масло, само потом по суставам-то по железным разойдётся.
Они помолчали.
- А то гляди - сама бы я смазала! - подняла голову Бронислава. - Без Антона разобрала бы вон, на кухонном столе. Да собрала бы. Там хитрого нету.
- Смажу как-нибудь, - повеселела Нина. - Отец меня, маленькую, хорошо учил, да тётка Матрёна. Я помню, как... Ещё в газету оберну, тулку. Вон, в "Советскую Россию". И в одеяло старое... Правда что, спрячу от греха. А то прям сердце жмёт, и всё тут! Схватятся, думаю, не сегодня-завтра. На ровном месте.
Бронислава тоже села на половик, вытянула уставшие ноги. Часы громко стучали в тишине.