На отливе войны

Мужчина бормотал что-то о доме и о жене. Он говорил, что ужасно хочет снова ее увидеть. И санитар-священник, которому не терпелось бросить свой конец полотна и взяться за причащение, заметно нервничал и чувствовал себя крайне неловко. А мужчина, хватая ртом воздух, продолжал свои причитания, а окружающие продолжали утешать его, говоря, что у него еще есть шанс увидеть жену. И он говорил о ней не переставая и с чувством, и его шепот и ободряющие ответы совершенно перекрывали шлепки и щелчки зажимов. Но со временем его замечания становились все менее связными, и казалось, что он снова оказался в окопах и передавал кому-то сообщение по телефону. Он очень старался достучаться до адресата, очень старался наладить связь. Но, видимо, провода оборвали, и он недоумевал, хмуря брови, и матерился, и пытался опять и опять, снова и снова. Ему нужно было что-то передать по телефону, по окопной сети коммуникаций, в его сознании царил туман, но он очень старался прорваться сквозь этот туман и наладить связь. Очевидно, снаряд перерезал линии передач. Он раздражался и беспокоился и тревожно и недоуменно глядел на белое полотно, туго натянутое над его поясом. Он не мог двигать ничем ниже пояса, так что все его беспокойство сосредоточилось с одной стороны полотна, и он не знал, что́ происходит с другой, и не слышал непрерывный треск зажимов и приглушенные шепоты с другой стороны.

Он очень старался восстановить телефонную связь в своей голове. Видимо, провода оборвали, и он кричал от тревоги и горя. Постепенно он ослабевал и все чаще хватал ртом воздух, и в своем стремлении говорил все менее связно. Он был очень расстроен. Но вдруг связь вернулась. Он закричал от облегчения, удовлетворения, от триумфа, поразив всех вокруг.

– Ça y et, maintenant! Ça y est! C’est le bon Dieu à l’appareil! (Ну наконец-то! Получилось! Бог милостивый взял трубку!)

На простыню упала капля крови, внезапная яркая капля, и быстро расплылась, просачиваясь сквозь ткань. Хирург разогнулся.

– Кончено! – воскликнул он с удовлетворением.

– Кончено, – повторила Directrice.

Париж,

26 июня 1916

Приказ о награждении

Как человек Граммон мало что собой представлял. В частной довоенной жизни он был уличным акробатом в Париже, после чего стал коридорным в третьесортном отеле за вокзалом Сен-Лазар. Это стало его погибелью, потому что даже у третьесортных французских коммивояжеров, у шулеров и авантюристов, посещавших отель, были деньги, которые он мог украсть. Пользуясь положением garçon d’hôtel[89], он пробавлялся мелкими кражами, которые привели его не в тюрьму, но в Bataillon d’Afrique. Он отслужил там два года, маршируя в Bataillon d’Afrique, вместо того чтобы мерить шагами тюремный двор, и отбывая таким образом свой пятилетний срок, а когда объявили войну, его часть перевели из Марокко во Францию, точнее, во Фландрию, на самую передовую, и со временем он очутился в госпитале с осколком снаряда в селезенке.