Читаем На отливе войны полностью

«На отливе войны» была не единственным произведением военных лет, подвергнутым цензуре, – но стала одной из немногих запрещенных книг. Как сообщал в декабре 1918 года журнал The Nation, один из номеров которого был запрещен к отправке по почте в середине сентября того же года, «во время войны на прессу, частную переписку, на публичные и частные высказывания были наложены непривычные ограничения. Читатели более осведомлены о цензуре в отношении газет или писем, чем в отношении книг; однако последние представляют большой интерес». Комментируя это положение, The Nation поясняет: «Цензор-почтмейстер тоже был начеку. Одной из его жертв стала книга „На отливе войны“ Эллен Ла Мотт»[131].

Эта «жертва» так по-настоящему и не оправилась от удара. Издатель Ла Мотт выпустил новое издание книги и в США, и в Англии примерно через год после окончания войны. В декабре 1919 года она появилась в списке новинок в лондонском клубе «Атенеум» с кратким описанием, где отмечалось, что рассказы «столь же удручают, сколь и завораживают»[132]. В том же месяце «На отливе войны» рекламировал и The Nation, с кратким, но красноречивым описанием: «Эта выдающаяся книга была только что издана с одобрения правительства. Она рассказывает об опыте полевой медсестры»[133]. Новое издание не имело успеха. За период в полтора года, с июля 1921 по январь 1923 года, был продан лишь двадцать один экземпляр, что принесло Ла Мотт мизерные потиражные в размере 4,13 доллара[134].

В радикальных кругах, однако, у книги по-прежнему имелась небольшая, но преданная группа поклонников. В 1920 году журналист кливлендского издания Toiler напоминал читателям, что «мисс Ла Мотт будут помнить как автора книги „На отливе войны“, описывающей чрезвычайно яркую картину непереносимых ужасов. Она была запрещена „из-за опасений предполагаемого воздействия на общественную мораль“. Другими словами – из-за нежелания, чтобы люди узнали всю правду о войне»[135]. В том же году The Liberator называет книгу «единственным вкладом Америки… в честную литературу о войне»[136]. Но появлялись новые книги на эту тему, попадая в центр внимания читающей публики, и «На отливе войны» все больше погружалась в забвение.

Чтобы привлечь новых читателей к своему произведению, Ла Мотт всячески способствовала переизданию книги в США в 1934 году. Она написала еще один рассказ, а также доработала Введение, в котором поясняла: «Именно теперь, в мирный период, самое время для новой публикации моей книги». Очевидно, она полагала, что ее рассказы должны служить для читателей напоминанием, чтобы те не становились беспечны и не забывали об ужасах войны. «Не бывает войн без подобных „отливов“», – предупреждала она.

Вышедшее в августе 1934 года новое издание почти не привлекло внимания. Часть книжных критиков просто приводили цитаты из нового Введения и перечисляли факты о необычайной судьбе книги. Так, The New York Times коротко пояснял: «Во время войны ее было не дозволено ввозить в Англию и Францию, а после четырех переизданий у нас в стране она была запрещена по требованию правительства Соединенных Штатов»[137].

В более подробной и намного более теплой рецензии колумнист для нескольких национальных СМИ в The Literary Guidepost разбирает несколько рассказов из книги, после чего резюмирует: «Эти очерки должны прочитать любители потолковать о военной славе»[138]. В другом варианте своей рецензии он добавляет: «Эта книга рассказывает правду о войне, причем не с помощью статистических данных и фактов о национальных движениях, но с помощью искусства». После чего заключает в трех коротких и сильных предложениях: «Эти рассказы прекрасно написаны. Они ужасны. Но они несут благо»[139].

Другие рецензенты тоже считали, что книга содержит важный посыл для современного читателя. Редактор The New Republic писал: «[„На отливе войны“] была изъята из продажи послушным издателем по требованию правительства на том основании, что она может ослабить желание воевать. Именно этому и должно способствовать ее появление»[140]. Несколько лет спустя другой журналист заметил: «Эта книга не для пацифистов – она для тех, кто хочет войны… И тот, кто после прочтения этой книги по-прежнему будет проповедовать войну, – просто выродок и варвар, даже если он с большим пылом изображает христианина»[141].

Все же в целом новое издание книги привлекло совсем мало читателей и не стало заметным явлением на литературной сцене. К середине 1930-х годов, похоже, американцы устали от темы Первой мировой войны, и, вероятно, их раздражало настойчивое предостережение Ла Мотт о будущих военных конфликтах.

Рассказы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное