Незадолго до отъезда в аэропорт я узнал, что полковник в отставке Бернд Фишер, бывший руководитель отдела I Главного управления разведки (госаппарат ФРГ) и шеф группы дешифровщиков ГУР, полетит на вертолете вместе со мной. Мне дали понять, что нам не разрешается говорить о каких-либо делах. И хотя мне было горько оттого, что Бернд тоже арестован, я радовался другу, который был на моей стороне.
Вертолет взлетел. В нем находились два «преступника», четыре сотрудника БКА и два пилота. Даже если бы у моего адвоката было время, для него бы не нашлось в вертолете места. Внутри было слишком тесно, неудобно и шумно — тем не менее я наслаждался видом. Я первый раз летел на такой машине и рассматривал с высоты птичьего полета знакомую мне территорию бывшей ГДР, которая была теперь нанесена на географическую карту Федеративной Республики Германии. Ровно в 15 часов мы приземлились около Верховного суда. Огромное количество журналистов и фоторепортеров удивляло и сбивало меня с толку. Десятилетиями я по возможности избегал такой публичности — теперь я должен был к ней привыкнуть.
В этот момент я принял окончательное решение: ни слова!
Два сотрудника БКА сразу отвели меня в кабинет следственного судьи Клауса Детера. Лично я с ним знаком не был, но слышал его имя от арестованных разведчиков. Во время допросов он вел себя очень достойно и корректно.
К моему удивлению он сообщил мне, что в соседней комнате ожидает адвокат доктор Гунтер Видмайер. Я могу с ним поговорить и затем принять решение, будет ли он представлять мои интересы в качестве защитника. Откуда вдруг появился адвокат? Кто ему позвонил?
Во время разговора с доктором Видмайером между нами проскочила та самая искра: мы быстро пришли к единому мнению по поводу стратегии защиты. Я подписал доверенность. Наверняка доктор Вольф проинформировал своего коллегу, чтобы эта авантюра не обернулось мне боком в отсутствии юридической помощи.
В своей книге «Проигранные процессы 1954–1998 годов» Фридрих Вольф поясняет все взаимосвязи: «Я не мог уехать из Берлина и был весьма растерян, и поэтому был очень благодарен профессору Фогелю, который, узнав по радио об аресте, посоветовал мне связаться с адвокатом доктором Видермайером и предоставить ему необходимые полномочия для защиты обвиняемого. Так я и поступил».
Доктор Видмайер до слушания дела был убежден, что я смогу покинуть здание Верховного суда вместе с ним. Другое мнение было у сотрудников криминальной полиции. Их машины стояли, готовые отвезти меня в тюрьму Мекенхайм.
Мои нервы были напряжены до предела. Арест, бессонная ночь в грязной камере, перелет на вертолете, незнакомая атмосфера не давали мне покоя. Тем не менее я сконцентрировался на предстоящем.
Следственный судья зачитал и огласил приказ об аресте, подготовленный третьей коллегией по уголовным делам Верховного суда от 17 сентября 1990 года, который предусматривает предварительное заключение. Меня обвиняли в секретной агентурной деятельности против Федеративной Республики Германии, повлекшей за собой серьезные последствия — статья 99 уголовного кодекса. Причиной ареста была названа угроза побега. Верховный суд опасался того, «что еще до вступления ГДР в состав Федеративной Республики Германии 3 октября 1990 года он скроется за границей, чтобы дождаться дальнейших изменений уголовного кодекса (например, принятие закона об амнистии) и начала их практического применения в уголовном судопроизводстве при рассмотрении подобных случаев».
Интересно, что федеральный судья Клаус Детер отклонил заявление генерального прокурора. Он не увидел никакой угрозы побега Только жалоба генерального прокурора проходит в соответствии с решением № 3, принятым коллегией по уголовным делам Верховного суда.
Детер призвал меня высказаться по предъявленной жалобе. Я заявил, что не желаю говорить ничего о разведывательной деятельности — ни о людях, ни о событиях. «Я считаю, что на территории бывшей тогда суверенным государством ГДР я занимался легитимной деятельностью. Моя работа оставалась в рамках законов ГДР, которая была в тот момент суверенным государством. Более того, она соответствовала обязательствам ГДР, взятым на себя при заключении Варшавского Договора. Я прошу также обратить внимание на то, что моя деятельность в соответствии с законами ГДР считалась легальной и поэтому — даже если она противоречит законам Федеративной Республики Германии — после объединения не может быть уголовно наказуемой, так как не нарушает международные правовые нормы».
Чуть позже я добавил: «Прежде всего я хотел бы сказать, что полностью вверяю свою судьбу правосудию. Я был руководителем Главного управления разведки и чувствую себя капитаном, который последним покидает корабль.
Именно из-за чувства ответственности по отношению к бывшим сотрудникам этого управления, которые столкнутся со многими личными и финансовыми проблемами, я хочу предстать перед этим судом».
Судья Детер выслушал все без видимой реакции. Корректно, хорошо подготовившись, серьезно и по существу он рассматривал мои аргументы.