На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает

25 октября 1990 года мой адвокат доктор Видермайер передал генеральному прокурору Александру фон Шталю многостраничный письменный документ, в котором он указывал на недопустимость уголовного преследования. учитывая конституционные и международно-правовые нормы, и обращался с ходатайством об отмене приказа об аресте.

Видмайер и Шталь встретились для обсуждения этих вопросов. Генеральный прокурор считался сторонником амнистии, но в данном случае у него были иные намерения. Он подозревал меня в том, что я продолжаю поддерживать структуры Главного управления разведки, удерживая угрозами и давлением своих подчиненных от того, чтобы они не раскрыли внутренние дела и источники. Мысля стереотипно, он полагал, что мы могли бы передать информацию о наших источниках в другие службы, имея в виду КГБ.

А затем фон Шталь нанес более серьезный удар. Он уже тогда мог сказать, что, учитывая только занимаемые мною руководящие посты в Главном управлении и, наконец, будучи ее шефом, он должен был бы требовать на процессе лишения свободы сроком от 5 до 6 лет. Когда начальный этап расследования даже еще не начался, он уже определился с мерой наказания. Теперь же он последовательно продолжает свои действия, отказывая в ходатайстве об отмене ареста.

В решении судьи Верховного суда ФРГ от 30 января 1991 года я не прочитал ничего нового. Конституционные и международно-правовые нормы не являются достаточным основанием для прекращения уголовного преследования в случае, если речь идет о секретной агентурной деятельности в соответствии со статьей 99 уголовного кодекса.

Но при более внимательном рассмотрении я обнаружил интересные и заслуживающие внимания замечания судьи, основная часть которых была принята решением Федерального Конституционного суда в 1995 году. Чем больше я читал, тем более захватывающим это становилось. Помимо прочего там значилось: «Применение положений конституции в период с 3 декабря 1990 года при рассмотрении приписываемых обвиняемому уголовно наказуемых действий в соответствии со статьями 3 и 9 УК кажется сомнительным». Другое предложение привело меня буквально в состояние шока: «Поэтому принятие адекватного решения кажется возможным, учитывая закон об амнистии».

Я полностью был согласен и со следующим отрывком: «О дальнейшем уголовном преследовании бывших руководящих сотрудников секретных служб ГДР стоит задуматься и по другим причинам. Если даже присоединение ГДР ничего не изменило в международно-правовом статусе государства Федеративная Республика Германия, нельзя оставлять без внимания изменения состава федеративного государства ФРГ.

ФРГ, приняв в свой состав ГДР, увеличила количество федеральных земель до 16. На территории пяти из этих земель указанные сотрудники секретных служб занимались разрешенной тогдашним государством ГДР, более того — обязательной деятельностью. И в этой ситуации объединение ничего не изменило. Таким образом, уголовно наказуемые действия были направлены только против одной части (11 земель) нынешней ФРГ».

Несмотря на то, что приказ о моем аресте оставался в силе, меня взбодрили эти мысли. У меня снова появилась надежда на справедливое решение. Стало ясно, что федеральная прокуратура и судья не будут выступать единым фронтом. Здесь каждый играл свою демократическую роль.

Без компромисса

С января 1991 года я находился в постоянном контакте с доктором Иоахимом Вагнером, исполняющим обязанности главного редактора NDR и руководителем известного политического журнала «Панорама». Он много раз навещал меня в Берлине и предлагал помощь в решении «нашей проблемы». Кто за этим стоял и какие у Вагнера были мотивы — оставалось пока неясным. Вагнер намекал на тесные контакты с федеральной прокуратурой и говорил об их готовности пойти на компромисс. Он поспособствовал организации встречи в Карлсруэ.

Я использовал любую возможность, чтобы защитить своих бывших сотрудников и, конечно, себя. Вагнер гарантировал достойное обращение с нашими информаторами, отсутствие приказов об аресте, небольшие наказания и неприкосновенность руководящим согрудникам, если они раскроют какую-либо информацию. Все эти вопросы должны были быть детально проработаны во время нашей встречи. Тогда я смог бы прояснить кое-что для себя.

2 мая 1991 года мы с моим адвокатом доктором Видмайером стояли перед огромным зданием федеральной прокуратуры на Херенштрассе в Карлсруэ. Я хотел использовать любой шанс.

Руководитель отдела шпионажа доктор Мюллер принял нас в своем кабинете и представил нас федеральному прокурору Лампе и главному государственному обвинителю Колхазе. Доктор Мюллер начал разговор с курьеза. Он утверждал, что знал меня в течение многих лет по фотографии. Якобы я появился в 1978 году с Маркусом Вольфом в Стокгольме. «Он называл себя доктором Кремером, а Вы представлялись доктором Ленкхайтом». Боже мой, думал я, они до сих пор это не поняли. После своего перехода в 1979 году Штиллер думал, что узнал меня на этой фотографии, и передал эту информацию для протокола в федеральную разведывательную службу.