Читаем На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает полностью

Господа также по-прежнему не понимали, почему мы не пытались бежать, когда догадались, что они находятся внутри нашего дома. Это можно было бы сделать, потому что они были полностью заняты обыском дома, не думая о том, что происходит на улице. Кто же их учил?

Прежде чем собрать свои вещи, я в тишине прочитал приказ об аресте. Мне бросились в глаза противоречия, которые совершенно очевидно должны были возникнуть между Главным федеральным прокурором, Федеральным верховным судом и следственным судьей при выдаче приказа. Я увидел здесь возможную за цепку для протеста против моего незаконного задержания, чтобы достичь отмены ареста, Я пообещал Бригитте, что скоро снова буду дома. Она хотела сообщить о случившемся моему адвокату доктору Фридриху Вольфу, который пока не отвечал на телефонные звонки. Я попрощался с женой.

Клаус и Бюргер шли со мной к машине, которая была взята на прокат. Может, так правда можно сэкономить деньги. Мы тронулись. Так как я явно был единственным в машине, кто ориентировался на местности, я показал им кратчайший путь через город. Они слепо следовали.

В главном управлении они отвели меня на самый охраняемый этаж, где располагались отделы госбезопасности. Между тем было уже 3 часа дня. Клаус и Бюргер все еще ничего не ели. Недолго думая, они предложили пойти мне в близлежащий ресторан. Почему я должен был отказываться? И мы пошли.

В коридоре мне навстречу шел высокий, худощавый человек. Он представился старшим прокурором Шульцом. Он вел себя дружелюбно, но производил впечатление достаточно надменного типа. Он едва мог скрыть ликование по поводу моего задержания. Мне он не понравился; я еще доставлю ему настоящую радость.

Когда я, Клаус и Бюргер расположились в соседнем китайском ресторанчике, появился и старший прокурор. Он начал уговаривать меня еще во время еды. Взволнованно он требовал, чтобы я назвал пока неизвестные источники Главного управления разведки в Федеративной Республике. Он взывал к моему гражданскому долгу и описывал преимущества статьи 153е уголовно-процессуального кодекса.

Я напомнил ему о том, что невольно являюсь гражданином ФРГ только в течение 15 часов и отказываюсь от отпущения грехов, обещанного в случае «деятельного» раскаяния. Впрочем, я считаю ресторан неподходящим местом для обсуждения серьезных вопросов. Я вообще не хотел разговаривать с этим человеком и замолчал. Он продолжил свой монолог, размышляя теперь о «незаконных действиях» моей службы. Человек оказался не просто наивен — он вообще нс имел ни малейшего представления. Когда я не ввязался с ним в полемику, лед нашего общения не только не тронулся, — к чему стремится любой ловкий собеседник, желая достичь хоть чего-нибудь в разговоре, — но стал напоминать гренландский. Два сотрудника БКА молча наблюдали сцену.

После возвращения в главное управлению старший прокурор пропал из виду, очевидно осознав, что своей отчаянной напористостью, исключил всякую возможность взаимопонимания.

Теперь начались формальности. Сотрудники спросили мои анкетные данные и составили протокол задержания. Г-н Клаус и г-н Бюргер пытались дозвониться до моего адвоката. Наконец позвонила Бригитта. Она была явно взволнована, произнося: «Доктор Фридрих Вольф будет завтра в главном управлении в 9 часов».

Между тем уже наступил вечер. На ночь я отправился в обычную тюрьму. Обращались со мной там, как с преступником. По пути в камеру было слышно, как шумят арестованные дилеры и пьяницы. Мое настроение ухудшилось до предела в тот момент, когда я, лишенный каких бы то ни было предметов, оказался в одиночной камере. Было ли это шоковой терапией или они просто не могли обеспечить мне другое размещение? Если они таким образом хотели смягчить удар, то достигли ровно противоположного.

Утром 4 октября появился мой адвокат доктор Фридрих Вольф. Мы обсудили дальнейший план действий. Я отклонил любую возможность обращения к статье 153 уголовно-процессуального кодекса и сказал ему, что заявлю то же самое перед следственным судьей и Верховным судом.

Прочитав еще раз приказ об аресте, мы оба пришли к мнению, что он может быть отменен. Я также счел вполне вероятным более длительное заключение и попросил поддержать мою жену. Мы попрощались. Около 11 часов я должен был быть доставлен на вертолете из Темпельхофа в Карлсруэ и в 15 часов предстать перед Верховным судом и следственным судьей. Вольф не мог меня сопровождать, у него были дела в Берлине. В дальнейшем мне пришлось справляться без адвоката.

Постепенно я проголодался. Я подарил себе тюремный завтрак в камере. В сопровождении двух служащих БКА я пошел в офицерскую столовую, сам заплатил за булку и с трудом запил кофе торжественное сообщение прессы о моем задержании.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия