На подступах к Сталинграду

«Видно, фашисты боятся, – думал трясущийся Павел, – что после того как уничтожили технику, мы врежем шрапнелью по уцелевшим стрелкам. Поэтому так суетились под шквальным огнём и таскали из своих транспортёров миномёты и ящики с минами. Теперь они очень хотят разбить наше орудие. Перейти через реку. Уничтожить пехотный заслон и окопаться возле станицы. Мало ли что, вдруг подтянутся советские части, и тогда им точно каюк. Ведь они здесь прочно застряли и не могут уйти ни вперёд, ни назад».

От громкого шума он перестал что-либо слышать. Его мысли смешались и превратились в набор ничего не значащих звуков. Затем одна мина врезалась в ящик, полный снарядов.

Все тяжёлые «чушки», а их оставалось больше десятка, детонировали от попадания. Гром объединённого взрыва оказался настолько ужасным, что Павел лишился сознания. На месте окопа с боеприпасами возникла воронка диаметром в десять-одиннадцать метров, а над вершиной холма поднялись клубы пыли размером с огромную тучу.

Поняв, что покончили с пушкарями, фрицы прекратили палить по высотке. Навели миномёты на бугор пехотинцев и немедленно открыли ураганный огонь. Два удара были просто пристрелочными и, как всегда, ушли «в молоко».

Унтер-офицеры внесли кое-какие поправки. Хлопнуло несколько залпов, и десятки снарядов обрушились на советских солдат. Мины проутюжили небольшой пятачок. Мощные взрывы покрыли его множеством глубоких воронок и сровняли с землёй остатки окопов.

Фашистские офицеры посмотрели в бинокли из кювета дороги. Убедились, что на месте позиций врага осталась лишь горелая почва, и, наконец, облегчённо вздохнули. Поднялись с пыльных обочин и выбрались на узкую дамбу.

За ними полезли все остальные стрелки. И те и другие были испачканы в болотной грязи так, что было трудно понять, чья на них форма. То ли советская, то ли немецкая, то ли чья-то ещё.

Несмотря на свой ужасающий вид, фельдфебели стали орать во весь голос и отдавать команды чумазым солдатам. Те тотчас засуетились. Кинулись к горящим машинам и начали тушить пламя там, где это было возможно.

Таскали уцелевшими вёдрами воду из-под откоса. Забрасывали огонь пылью с землёй и собирали всё, что ещё не сгорело и могло пригодиться. В первую очередь искали боеприпасы и шанцевый инструмент: ломы и лопаты, топоры и кувалды, пилы и тросы. Складывали всё на обочинах и готовились к ремонту моста.

Ещё накануне стрелки получили приказ с ходу форсировать реку. Пройти на восток так далеко, насколько возможно. Прорваться в глубь обороны врага и ударить в тыл советским войскам, защищавшим переправы у Дона.

Сначала всё шло так, как предусматривал план наступления, но потом они оказались на узенькой дамбе, где попали в засаду. Хорошо, что в колонне имелась мощная рация. В начале обстрела радисты связались со штабом и сообщили о своём положении. О том, что танки горят один за другим, а гауптман panzersoldat приказал долго жить вместе с головным «Т-4».

Оберст долго ругался и грозил разжаловать всех живых офицеров, если они сорвут операцию. Затем полковник слегка успокоился. Немного подумал над бедственным положением мотострелков и обещал отправить им на подмогу новый отряд.

Сказал, что, к сожалению, не может послать авиацию, она сейчас бомбит Сталинград, и у Люфтваффе нет ни одной свободной машины. Поэтому они должны сами справиться с дикими скифами. Несмотря на большие потери, форсировать реку. Окопаться на том берегу и ждать подкреплений.

Оставшийся в живых командир мотострелков выслушал крепкий разнос, но сдержал бушевавшую в нём гордость прусского воина. Обер-лейтенант не стал возражать. Обещал сделать всё, что только возможно, и отключил микрофон.

Главное, что свой долг он уже выполнил. Сообщил в штаб о провале похода по советским тылам и узнал о том, что помощь должна появиться с часу на час. В том, что она подойдёт, у него не возникало сомнений. Раз полковник сказал, значит, так всё и будет.

Сейчас дан новый приказ, и если он снова провалит задание, то с ним поступят очень сурово. Разжаловать его не разжалуют, а вот перевести в штрафной батальон, номер которого начинается с цифры «500», это здесь запросто.

Таких батальонов на фронте хватает с избытком. Причём отправят туда не меньше чем на три долгих года, а то и на пять. Тогда прощай повышение в офицерских чинах, отпуск домой и прочие радости воинской службы.

Ротный крикнул фельдфебелям, чтобы они шевелились. Те стали орать ещё громче. Солдаты и другие чины, что чуточку выше простых рядовых, схватились за шанцевый инструмент. Подошли к обочине насыпи и спустились в болото. Увязая по пояс, а то и по грудь в мерзко пахнувшей жиже, они побрели к одиноким деревьям, торчавшим из низеньких кочек.