На полынных полях

– Я же ранен был, и, чтобы не тащить папки в госпиталь, передал их на время тому офицеру из ФСБ…

Дальше Рубахин узнал много для себя интересного. Рассказал ему Вуйкович, и кто стрелял в него на Кавказе, и про снайпера, что ждал его на похоронах в Ильинском, и кто такой был Анубис.

– А над всей сетью, которую ты когда-то так неловко потревожил, – закончил свой рассказ Вуйкович, – сидел неприметный и поганенький такой паучок, по фамилии Гольдштейн, до которого я ещё не добрался. Я ведь, Василий, очень рассчитывал, что в твоих знаменитых папках могло что-то быть на этого паука…

Расставались они уже друзьями.

– Я жду тебя в гости, Марко, – подтвердил своё приглашение Рубахин. – Думаю, тебе есть смысл познакомиться и с моим тестем – старик многое может.

– Спасибо, Василий, я всё обдумаю! – прощаясь, Вуйкович крепко пожал ему руку. – Жди моего звонка…

Глава 3

Рубахины жили, в основном, друг другом и детьми – раздвигать пределы общения не было ни желания, ни времени.

Спустя год после событий в селе Ильинском их неожиданно разыскал сын Гавриила Петровича – Алексей Вознесенский.

– Прибыл исполнить последнюю волю отца! – с порога заявил он удивленной Наталье. – По завещанию, все его архивы следует передать вам, Наталья Николаевна! – с этими словами Алексей поставил посреди прихожей тяжеленный, больше похожий на сундук, чемодан. – Здесь все бумаги, что хранились в городской квартире!

Нередко вечерами, уложив детей, Василий и Наталья вспоминали стариков Вознесенских, перечитывали и обсуждали рукописи Гавриила Петровича. Они оба давно признали, что чудаковатый музейных хранитель стал для них очень близким – почти родным. А Наталье даже казалось, что временами Гавриил Петрович незримо присутствует в их доме…

Позже Василий разыскал некоторые книги и документы, на которые ссылался старик в своей диссертации, в незаконченном романе «Братья из Нави», и ещё во множестве разных записок и заметок. Разбирая бумаги, они с Натальей не переставали удивляться: как мог Гавриил Петрович, при прежних-то порядках, получать доступ к архивам, которые остались закрытыми даже и в новые времена – при полном разгуле демократии!

***

Пару лет назад, когда Наталья ещё была беременна маленьким Ярославом, она загорелась идеей заказать для дома двойной портрет братьев Вознесенских. Она даже сразу решила, кому из художников эту работу можно поручить, но никак не могла его разыскать и очень расстроилась.

– А почему именно он? – утешал жену Василий. – Давай другому закажем – мало ли художников в Москве!

Но Наталья не успокаивалась:

– Только он! Разве я тебе не рассказывала о нём? Рябинин – его фамилия?

– Что-то не припомню…

– Так вот: у себя в центре мы готовили очередную выставку, и мне позвонил Егор Костяков – художник-иллюстратор – попросил посмотреть картину какого-то самоучки, – рассказала Наталья. – Я согласилась организовать просмотр. Приехал неказистый такой парень, привёз квадратный холст на подрамнике. Когда он его открыл, у меня, во всяком случае, чуть сердце не остановилось, да и всю комиссию этот серый мужичок сходу сразил.

Полотно называлось «Святые Великомученики». Сюжет – три фигуры на фоне деревенской улицы: старик на костылях, с медалью «За отвагу» на драном пиджаке, и – жена, усталая старушка, в платке и стёганой фуфайке…

Наталья на минуту замолчала, видимо, вспоминая ещё какие-то детали картины, и покачала головой:

– Ты бы видел, Васёк, как он прописал их глаза! Скорбные, переполненные таким светом, такой трагической силой, что у меня тогда просто мурашки по спине побежали!

– А ещё одна фигура? – напомнил Василий. – Ты сказала – их было три?

– Третьей была лошадь – справа от женщины – худая, понурая. Женщина держит её под уздцы.

– Понятно! И что же вы решили?

– Решили, не сговариваясь – берём в экспозицию! – Наталья нахмурилась. – Но выставлялась та картина недолго – уже на другой день наше руководство распорядилось её убрать.

– Во как! И почему же?

– Борис Рябинин не только назвал полотно «Святые Великомученики», он ещё написал им, как и положено святым, сияние над головами – и у лошади тоже.

Помнишь, в девяностых модно стало – тереться попам на светских мероприятиях? Вот, и на выставку к нам припёрся какой-то попишко: кругленький такой – щёки чуть не на плечах лежат, вроде, благостный такой на издали, а поближе – глазки маленькие, недобрые. Мне, короче, он сразу не понравился.

– Ну – и?

– Ну, и закатил тот рясоносец скандал, прямо истерика с ним случилась: «Кощунство! Святотатство!», а начальство наше всегда нос по ветру держало – не захотел никто ссориться с церковью: она уже в силу входила …

– Что же художник?

– Молча картину забрал, посмотрел на нас, как на убогих – и ушёл. Мне стыдно до сих пор! – с горечью призналась Наталья. – Больше я о нём ничего не слышала, вскоре в твой Опорск меня направили, а дальше – ты сам всё знаешь…

– Да, – согласился с женой Василий. – Наверное, он смог бы написать наших стариков…