На пороге великих тайн

Явиться в лагерь с вестью о месторождении, но без единого образца казалось позорным.

Наконец исчезли последние бледные краски зари. Я совершенно потерял ориентировку и остановился. Вокруг было темно и тихо. Так тихо, что отчетливо слышалось громкое биение моего сердца. Глаза привыкли к темноте, но не видели ничего, кроме звезд, сверкающих в густой, кромешной черноте. Нельзя было даже догадаться, что находится впереди: ровная площадка, склон или обрыв. Оставалось ждать восхода луны.

Я опустил в траву груз и сел на него. И тут меня сразу же охватил страх. Пробираясь в темноте с увала на увал, я думал только о том, чтобы не потерять направление и не свалиться куда-нибудь. Но стоило остановиться и присесть, как все ночные ужасы пустынных гор завладели воображением. Уже в самой тишине, от которой звенело в ушах, было что-то страшное. Я напряженно вслушивался. Вот где-то стукнул камень и затрещала сухая ветка. А вдруг это подкрадывается барс или… еще что-нибудь?

Какое было бы счастье очутиться сейчас в лагере, у веселого костра, рядом с товарищами! Я глубоко вздохнул. Даже Пахарев с его резкостью и злыми насмешками показался в эти минуты родным и близким.

Вскоре меня начало познабливать. Ночь была прохладная.

Ждать пришлось долго. Я совершенно закоченел, прежде чем призрачный свет невидимой еще луны осветил вершину Палатхана. В непроглядном мраке стали вырисовываться неясные контуры ближайших скал и кустов. Теперь можно было потихоньку двигаться дальше. Я взвалил на плечи груз и, нащупывая каждый шаг, побрел на запад.

Наконец желтый серп луны показался над горизонтом. Можно было осмотреться. Справа темнел скалистый гребень, слева ровный склон полого спускался далеко вниз. Леса внизу уже не видно… Я находился в самых верховьях Караарчи. Круто повернув, я быстро пошел вниз по склону, туда, где должна была быть река. Теперь, когда бледный свет озарял окружающие предметы и появилась уверенность, что я иду правильно, страх исчез совершенно и даже штаны с образцами стали казаться менее тяжелыми.

Пологий склон кончился невысоким земляным обрывом. Несколькими метрами ниже расстилалось широкое галечниковое русло. В лунном свете оно казалось почти белым.

Спуститься к реке было делом нескольких секунд. Теперь оставалось идти вниз по течению Караарчи на восток до самого лагеря. По моим расчетам, до него могло быть не более пяти километров. Я взглянул на часы. Стрелки показывали половину первого. Через час-полтора буду в лагере. Там все, конечно, давно спят, решив, что я заночевал где-нибудь в пещере в горах. Приду совсем тихо, разложу образцы вокруг погасшего костра — и скорее в спальный мешок. Воображаю, какие лица будут утром у Инны и Женьки.

Выпив прямо из реки несколько горстей холодной воды, я зашагал вдоль берега. Сухие обточенные гальки шуршали под ногами. Негромко шумела река.

Постепенно галечниковая равнина начала суживаться, склоны сблизились, стали круче, и вскоре я вошел в сумрачную тень высоких скал. Начиналось ущелье Караарчи.

Идти стало труднее. Камни и колючий кустарник часто преграждали путь. Местами приходилось пробираться прямо по воде.

Вдруг совсем близко передо мной, за кустами, послышалось громкое фырканье и плеск воды. Я замер на месте. Фырканье повторилось ближе. Затрещали кусты. Дрожащими пальцами я вытащил из кобуры револьвер и взвел курок. В этот момент несколько крупных животных с шумом выбежали одно за другим на крутой склон правого берега реки и тотчас исчезли в кустах. Я даже не успел рассмотреть, кто это был. Снова стало тихо. Я подождал немного, потом, не пряча револьвера, осторожно пробрался через кустарник, крадучись обошел большую скалу, выглянул из-за ее выступа и… остолбенел. В нескольких шагах, над самым берегом реки, белела палатка, чуть тлел догорающий костер. У костра стоял человек в длинном узбекском халате и большой чалме. Он смотрел вверх по склону.

Проворчав что-то, он покачал головой и повернулся в мою сторону. Я узнал Назира. Значит, это был наш верхний лагерь.

Не вылезая из-за укрытия, я негромко окликнул узбека:

— Эй, Назир, Назир, это ты?

Назир шарахнулся к палатке, присел и забормотал что-то, вытягивая шею и вглядываясь в темноту. Я вышел из-за скалы и хотел подойти к костру, но Назир вскочил, пронзительно закричал по-узбекски и, схватив здоровенную палку, замахнулся на меня.

Я поспешно отскочил в сторону и крикнул:

— Подожди! Это я, Назир!

— Какой я, какой я? — подозрительно и испуганно спросил Назир, не опуская палки.

— Я — Владимир, Володя… Не узнаешь?

Назир несколько мгновений молча рассматривал меня, затем нерешительно спросил:

— Живой?

Я очень удивился такому вопросу, но торопливо ответил, что живой, и сделал шаг к костру.

— Зачем голый? — спросил Назир, поспешно отступая при моем приближении.

— Потом скажу. Не бойся… Заблудился в горах… Ну, понимаешь, дорогу потерял…

Назир опустил палку и, очевидно, поверив, покачал головой.

— Плохо, Володька-ака… Ночь. Спать надо… Ты голый горы ходишь. Совсем плохо…

— Я дорогу потерял. Хорошие камни нашел, а дорогу потерял…