На пороге великих тайн

Я все ускорял шаги, последние несколько метров пробежал бегом и, больно ударившись о камень, остановился у подножия скалы. Она возвышалась метров на пять, была совершенно черная и поблескивала странным металлическим блеском. Сердце мое билось так, что, казалось, готово было выскочить из груди. Я перевел дыхание, поднял молоток, ударил по выступу скалы. Звонкий удар металла о металл заставил меня выпустить молоток, и… он медленно соскользнул к основанию скалы и остался торчать там рукояткой вверх. Я протер глаза и сильно ущипнул себя за руку. Молоток продолжал торчать вертикально, словно приклеенный к черной скале. Скала была из чистого магнетита.

Издав пронзительный победный клич, я оторвал молоток от скалы и начал стучать по ней, стараясь отбить образец. Наконец мне это удалось. Я схватил отколотый кусок и стал жадно рассматривать его. Железно-черный магнетит тускло поблескивал в свежем изломе. Я разбил образец на мелкие осколки, отколол еще один, разбил и его и побежал к следующей скале. Она тоже была из магнетита. Забыв обо всем, я бегал вдоль цепи черных скал, вскрикивая при каждой новой находке. Отбивал образцы и тотчас же бросал их, пробовал магнитность руды молотком, компасом, ножом, подошвами ботинок, подкованных стальными шипами…

Это была настоящая находка. И какая! Большое месторождение магнетита[24]… Так вот почему перестал действовать компас!

Опомнился я только тогда, когда солнце скрылось за скалистым отрогом Палатхана и повеяло вечерней свежестью. Нужно было спешить в лагерь.

Я начал отбирать образцы, которые хотел унести с собой. Набрал целую кучу разных типов руды: массивный чистый магнетит, вкрапленные руды, похожие на кекс с изюмом, полосчатые руды, в которых черные струйки магнетита чередовались с зеленоватыми и бурыми полосами граната. Кроме руды я хотел взять розовые кристаллы граната в белом мраморе, тонкие сростки зеленых столбиков эпидота[25], горный хрусталь, наросший на кубиках магнетита. Но как унести всю эту массу образцов, если нет рюкзака?

Недолго думая, я снял рубашку и брюки и остался в майке, трусах и огромных горных ботинках. Рубашку разорвал на тряпки и аккуратно завернул в них образцы руд и минералов. Затем завязал внизу штанины брюк и сложил в них, как в два мешка, свои сокровища. Карманные часы повесил на шею, словно медальон, подпоясал трусы широким поясом, на котором висели полевая сумка и револьвер, и, взвалив на плечи штаны, нагруженные камнями, тронулся в обратный путь.

Пройдя несколько десятков шагов, я оглянулся и окинул прощальным взглядом открытое месторождение. В его величине и ценности я не сомневался и чувствовал себя необыкновенно счастливым и гордым.

Быстро темнело, но даже обратный путь в темноте по незнакомым местам, с грузом образцов не пугал и не омрачал радостного возбуждения.

Мысленно я уже рассказывал Пахареву, Инне и Женьке, как нашел месторождение, показывал им принесенные образцы. Это не пустяк какой-нибудь. Скалы чистого магнетита, подумать только!

Быстро миновав в сгущающихся сумерках альпийские луга у подножия Палатхана, я спустился в небольшой сай, поросший редким еловым лесом, и пошел вдоль сухого русла некогда протекавшего там потока. Уклон русла становился все круче; на пути появились огромные камни. Спускаться с грузом становилось все труднее.

Неожиданно пришлось остановиться. Сай обрывался вниз вертикальным уступом высотой по крайней мере с четырехэтажный дом. Поток, текущий по саю во время таяния снегов, превращался здесь в огромный водопад, и вода так отполировала скалы, что спуститься по ним не было никакой возможности.

Вспотев от огорчения, я начал карабкаться обратно вверх по саю. Когда я, изрядно устав, выбрался со своим грузом на гребень, отделяющий сай от соседней долинки, стало совсем темно. Пробовать спускаться к Караарче по одной из боковых долин не имело смысла. В них также могли оказаться уступы и водопады, на которых в темноте легко было сломать шею. Ночевать полуголому в горах тоже не улыбалось. Оставался один выход: пройти альпийскими лугами несколько километров на запад, в верховья Караарчи, и оттуда спуститься к лагерю вдоль реки, на которой, по словам Женьки, водопадов не было. Это удлиняло путь часа на три; кроме того, и на этом пути могли встретиться крутые подъемы и спуски, но… выбирать было не из чего. В темноте я полез вверх по склону, поросшему густой высокой травой.

Пока на западе еще были различимы последние отсветы вечерней зари, можно было ориентироваться на них, поднимаясь и спускаясь по бесконечным поросшим травой увалам. Я переходил вброд какие-то ручьи, исцарапал лицо и руки о колючий кустарник и сильно ушиб ногу, провалившись в чью-то нору. Плечи и шея нестерпимо ныли от тяжести груза, острые края камней впивались в спину. Сколько раз я останавливался с мыслью бросить свой импровизированный рюкзак и идти дальше налегке. Однако, переведя дыхание и отерев с лица соленые ручейки пота, снова взваливал на плечи злополучные штаны с образцами и плелся дальше.