Вечером, поставив машину на стоянку и сдав Давиду ключи и оружие, Антон вместе с Мариком сел за отчеты. Он быстро вбил в форму все, что от него требовал Инспектор, и глянул на Марика. Тот сидел напротив и то и дело, недовольно кривя пухлые губы, касался виска и тер подушечкой пальца запекшуюся кровь.
— Сходи в медпункт, — не выдержал Антон.
— Вот еще. Тоже мне, травма.
— Будто ты похуже получал.
Марик поднял на него глаза.
— Да, получал. В отличие от тебя. Знаешь, почему я хотел попасть в Альянс, дорогуша, а не пошел проторенной дорожкой в полицию?
— Денег больше платят? — предположил Антон, пропустив мимо ушей порядком осточертевшую «дорогушу».
— Это была вторая причина. А первая — каждый в Альянсе сам по себе. Никто не принуждает работать в паре. Удобно, не правда ли?
Антон хмыкнул. Он уставился в упор на Марика, посмотрел в его наглые синющие глаза, спросил себя, чем он так провинился, что попал с этим человеком в пару. Хотел сказать что-нибудь гадкое, но вместо этого миролюбиво заметил:
— Ты хорошо сегодня держался.
Нужно налаживать дружеский контакт с напарником, попытался уговорить себя Антон. Пусть даже его напарник — ненормальный со шрамами на руках.
— Разумеется, я хорошо держался, — раздраженно сказал Марик. — Я держался бы еще лучше, если бы мне дали довести это дело до конца. Контроль над роботами с целью причинения вреда — отличная статья, за нее похвалили бы. Ты знаешь, что ими управляли дистанционно? Кто-то прикрывал этих мальчишек на случай, если нагрянут охранники или копы. Кто-то, обладающий незаурядным умом, но нуждающийся в деньгах и технике.
— Оставь это дело детективам, — посоветовал Антон. — До завтра.
Он отправил отчеты Инспектору и поднялся из-за стола. Марик исподлобья смотрел на него.
— Бумагомаратели, — пробурчал он и опустил глаза к планшету.
— Начинаю понимать, за что тебя из Альянса выгнали, — пробормотал Антон. — Они попросту устали от твоего ворчания, только и делаешь, что жалуешься и огрызаешься…
— А что, я любезничать с тобой должен? — вспылил Марик. Он порывисто отодвинул планшет, поднялся на ноги и, обойдя стол, встал почти вплотную к Антону. Почувствовав его дыхание на своей щеке, Антон упер ему руку в грудь и заставил отодвинуться подальше.
— Да в чем проблема? — повысил голос Антон. Марик смотрел на него с бешеной ненавистью. Вдруг до Антона дошло. Раз этот человек помнит кличку, которой наградил Антона еще в школе, то все остальное он подавно не забыл. — Слушай, Марик… я ведь над тобой никогда не издевался. Слова тебе не сказал, если только ты ко мне первым не лез. Так почему ты меня врагом считаешь?..
Марик разом потух, полуприкрыл глаза, отступил на шаг.
— Да, — спокойно сказал он, и длинные его ресницы взлетели вверх, глаза широко распахнулись. — Ты не издевался. Стоял рядом и смотрел, как меня гнобят другие. Браво, дорогуша, ты заслуживаешь почета и уважения.
Марик развернулся, бросил взгляд на планшет, словно что-то решая, и подхватил со спинки стула жилет.
— Черт тебя побери, истеричка, — не выдержал Антон, — мы же все были детьми!
— Так и я был ребенком! — Марик развернулся в мгновение ока, налетел и припечатал к стене одним движением. Уперев ладони в плечи Антону, он прошипел: — Я тоже был ребенком, и всем на это насрать. Облизывать тебя сугубо потому, что ты лично мне ни разу не врезал, я не собираюсь. Извинений, впрочем, тоже не жду, так что пошел ты…
Антон прищурился.
— Эй. Успокойся. Во-первых, везде камеры, и незачем мне на камеру мстить. Хочешь поговорить — вне участка, подеремся в слепой зоне. Во-вторых, прекрати меня трогать… руки убери, я сказал! — Антон закипал, чувствовал, как поднимается от сердца к голове что-то яростное, неконтролируемое, и лишь надеялся, что сам не отметелит Марика под бдительным взором камер. — Что тебе тогда нужно, раз не извинения? Хочешь и дальше вариться в собственной злости?
— У меня злости нет, — глухо ответил Марик и опустил руки. — Я слишком много прошел, чтобы все еще помнить, кто надо мной издевался.
Тогда я тебя не понимаю, подумал Антон. Марик медленно пошел прочь, надевая жилет. Планшет он так и оставил на столе. Антон заглянул в него, увидел недописанный отчет и пожал плечами. Не его проблема.
И уж тем более истерики Марика его никак не должны волновать.
Так почему совесть саднит, как содранная кожа?..
*
Марик пролетел стрелой по коридору, распахнул дверь, даже не подумав постучать, и сразу же взял из угла стул, потому что стоять перед развалившимся в кресле Оливером он не собирался. Оливер голову поднял, как только открылась дверь, и одними глазами следил, как Марик, взбудораженный, все еще давящий в себе гнев, наличие которого так убедительно отрицал, садится напротив.
— Ну? — спросил Оливер, уставившись на него.