И… он напряг живот, когда Антон трогал тот узкий, как нить, конец шрама, который нахлестывался на переднюю часть тела. Он словно окаменел, и неосознанно захотелось провести по животу дальше, накрыть его ладонью, провести снизу вверх по твердому, упругому прессу. Антон сглотнул. Хорошо, что он вчера быстро заснул, и не пришлось прокручивать в голове последние минуты раз за разом, загоняя себя в капкан. Странно, что в первую их встречу он заметил полосы на предплечьях Марика, а на живот не обратил внимания. Вскрытые вены сразу врезались в память, с первого взгляда. Он опять взглянул на руку Марика, на его узкую, изящную ладонь. Мышцы — крепкие, ни жиринки, и весь Марик такой — твердый, жилистый. Антон подмечал это украдкой, машинально записывал, точно на жесткий диск, себе в память. На белых шелковых простынях Марик был едва различим. Если бы не черные волосы и такие же черные брови с ресницами, если бы не чувственные розовые губы, как у модели какой-то… и если бы не бледно-розовый сосок, чуть выглядывающий из-под одеяла, то он был бы таким же снежным, как и его постельное белье.
Впервые Антон понял, что ему не интересно смотреть на Марика. Ему приятно. Ему нравится скользить взглядом по его телу, по его лицу, и даже в школе, когда Марик таращился на него, Антон, угрюмо глядя в ответ, с трудом отводил глаза. Марик цеплял, как нечто неземное, нездешнее. Не от мира сего. Фарфоровый, ледяной и своенравный, как кошка, а кошек Антон никогда не любил. Но к этому котяре, кажется, привязался. Прикипел.
Браслет Марика завибрировал, и Антон, подобрав футболку, которую снял перед сном, ушел в ванную прежде, чем Марик успел проснуться.
С первого этажа доносился аромат кофе и тостов. Втянув носом воздух, Антон постарался особенно ни на что не надеяться, потому что Зоя Павор приняла его с некоторой прохладцей, и всегда есть шанс, что она кинет в него кружкой со свежезаваренным кофе, а не предложит сесть за стол… Он отлил, почистил зубы, влажной рукой похлопал под мышками и надел футболку. Джинсы остались в комнате. Он вспомнил узкие изящные брюки Марика и невольно задумался, не стоит ли ему сменить стиль на более подходящий его возрасту и положению… Но, учитывая, что он всего лишь патрульный, можно продолжать носить джинсы и толстовки, которые любят малолетние преступники. Главное, что удобно.
Антон вернулся в спальню. Марик сидел на кровати лицом к двери и сонно тер глаза.
— Доброе, — сказал он. — Все же у меня аллергия на твою дрянь, до сих пор глаза чешутся…
— Еще месяц назад ты бы сказал, что у тебя аллергия на меня, — весело сказал Антон.
— О, дорогуша, ты такой забавный, — фыркнул Марик, скользнул по нему взглядом (глаза и вправду покраснели) и, подобрав свой халат, поднялся.
Антон поймал себя на том, что таращится на него, на край шрама, заползший на живот, на длинные ноги и узкие бедра.
— Дырку во мне не прожги, — посоветовал Марик и повернулся к шкафу.
А вчера он предлагал шрам на заднице показать, некстати вспомнилось Антону. Он натянул джинсы, мельком поглядывая, как Марик достает с верхней полки свежую рубашку, и сложил покрывало, служившее ему постелью.
На полу и вправду было жестко, а он соврал, что привык. Просто не хотел злоупотреблять гостеприимством. А сейчас решил, что сделал правильный выбор, иначе бы всю ночь так и гладил шрамы Марика, а то и все остальное тело… Марик упорхнул в ванную с чистой одеждой. Антон сел на кровать и подпер ладонями голову. Его завело то… то, что было между ними. Даже если ничего и не было. Он вспомнил свою прошлую любовницу — роскошную, с тяжелыми бедрами, длинными локонами… с ней он расстался чуть больше года назад. Его интересовал только секс, а ее это не устраивало. С тех пор он несколько раз перепихнулся с разными барышнями — и все. У него не было мужчин. Они не привлекали. А он не привлекал их. Ни разу ни один парень даже не намекнул ему, что они могли бы заняться чем-нибудь приятным… Когда все вокруг были повально бисексуальны, он даже чувствовал себя не в своей тарелке, когда знакомил друзей с очередной девушкой.
Так почему именно сейчас? Почему Марик? Он, конечно, планировал сблизиться с напарником, но не в этом ключе… Антон облизал губы. А может, все дело во вчерашнем косяке. Может, он пробудил то, о чем Антон не задумывался. И Марик… красивый, с его то наглыми, то откровенными взглядами, когда не понимаешь, что он хочет сказать, но чуешь: он многого ждет. Такой вольно-невольно вызывает чувства.
— Нас приглашают завтракать, дорогуша, — объявил Марик, неслышно появившись в проеме двери.
Он побрился, и щеки у него были такими гладкими, что хотелось потрогать. Антон принюхался к аромату его одеколона. Другой. Не такой, каким он пользуется, когда идет на смену. Марик, легко спускаясь по лестнице, и вида не подавал, что вчера что-то было. Невесомое, невидимое, но все же было.