На привязи (СИ)

Он махнул рукой и пошел к тренажерам, совершая давно отработанный и забитый в память круг. Можно даже не считать подходы, тело само скажет, когда хватит. Через некоторое время у боксерской груши он обнаружил Антона. Тот, раскрасневшийся, мокрый, спросил:

— Успокоился?

Марик фыркнул. Антон обхватил грушу и сказал:

— Давай я подержу.

Так и подмывало сказать в ответ что-нибудь едкое, чтобы ему неповадно было лыбиться и разыгрывать дружбу… Но он ведь, наверно, искренен. Ночью он был точно таким же, самим собой. Сдавшись, Марик улыбнулся в ответ. С тобой никто не воюет, сказал он себе. Прими это. Расслабься. И он с размаху ударил по груше кулаком. Костяшки отозвались приятной, легкой болью. Даже не болью, а словно поприветствовали жестко набитую, обтянутую экокожей грушу.

— Перчатки-то надень.

— Не хочу, — выдохнул Марик и ударил левой.

Антон чуть качнулся назад, удерживая грушу. Он прижался щекой к ее боку и заметил:

— У тебя красивые руки. Не порть их.

Марик приподнял брови. Сказано это было так проникновенно, что даже захотелось послушаться совета.

— Ладно, — сдался он. — Скоро надену.

Он со всей силы выбросил вперед кулак, и Антон вовремя отпрянул от груши. Марик весело подумал, что вполне мог бы зарядить ему в нос. Удары — все быстрее и быстрее, под бит сердца, словно он должен кого-то догнать, словно опаздывает. Марик, на секунду прервавшись, стащил через голову майку, вытер ею пот со лба и вновь налетел на грушу. Мелькнуло сбоку пятно, и он, не задумываясь, отбил его, секундою позже осознав, что это Антон к нему тянулся одной рукой.

Марик остановился. Антон встряхнул ладонь, потер предплечье, буркнул:

— Неплохо бьешь. Привык себя калечить, да?

Он все же сделал то, что собирался: поймал Марика за запястье и уставился на его костяшки. Кожа треснула в паре мест, сочилась темная кровь.

— Какое тебе дело, дорогой? — поморщился Марик.

Антон мимолетно провел большим пальцем по его руке, будто пытаясь стереть кровь.

— Да никакого, — сказал он. — На глупость разве что смотреть жалко.

Хмыкнув, Марик заметил, что и руки Антона далеки от совершенства.

— Кто тебя так? — кивком головы указал он на большой палец Антона.

Тот отпустил запястье Марика, мельком глянул на внутреннюю сторону ладони и ответил:

— Собака соседская мне не слишком обрадовалась. Оденься, — сказал он и поднял с пола майку Марика. — Не принято у нас голыми разгуливать. — Его взгляд соскользнул к животу, к тонкой серебристой линии. — И все таращатся на тебя.

Он, похоже, хотел сказать что-то еще, но к ним приблизился один из парней, занимавшихся в зале. Тоже патрульный, вспомнил Марик, светловолосый, с причудливо выбритыми висками. Имя так и не обнаружил в памяти.

— Перчатки не нашел? — приветливо спросил он. — Вон они висят.

— Отвали, — огрызнулся Марик, надевая майку.

— Чего я сказал-то? — оскорбился светловолосый.

— Оставь его, ладно? — быстро проговорил Антон.

Светловолосый смерил его взглядом.

— Или занимайтесь, или идите в другое место болтать.

Марик отошел от груши. Антон — за ним.

— А Коннор-то чем провинился? — укорил Антон. — Он тебя с дорожки не сбрасывал.

Ах, вот как его зовут. Впрочем, неважно. Имя скоро выветрится из головы.

— Или ты по привычке? — продолжил Антон.

Марик развернулся.

— Жизни меня будешь учить, лапуля? Так вот, имей в виду: поздно. Меня уже ничему не научишь.

Антон посмотрел на него. Хмыкнул, опустил глаза.

— Ну да. Не сомневаюсь. До завтра?

Марик пожал плечами. Он словно с разными людьми говорил сегодня: утром, в электре, когда Антон извинился, и сейчас, в зале. Нет, Антон был все тем же, что и ночью, что и задолго до того. А Марик — не мог найти себя, не мог выбрать, кто же он. Где его настоящее.

Наверно, там, в Альянсе. Он был самим собой в спецтехе и на службе, потому что не от кого и незачем было себя скрывать. А рядом с Антоном, осколком школьной, толком не забытой жизни, он не расслаблялся. Стоило забыться — и он впадал в ступор, не знал, как повести себя. Привык ждать удара. Привык защищаться.

А здесь — здесь я никогда не стану своим, понял он. Нужно сразу уходить, пока не привязался.

Нет, кому он врет… Привязался, конечно. К Антону. К Оливеру. Приятно находиться рядом с теми, кто тебе, как минимум, симпатичен. Неважно, куда он уйдет, но больше нигде не будет людей, которых он любит.

*

Дни катились один за другим. Когда Инспектор обещал вернуть его в ранг детектива? Антон уже не помнил. Даже не был уверен, что Инспектор ему что-то обещал. Более того, он не хотел свыкаться с новым напарником. Было интересно дергать Марика за ниточки, за его оголенные нервы, и усмирять, успокаивать. Уговаривать не быть букой. Марик будто бы поддавался, становился в его руках мягче, и уже не огрызался на всех подряд, хотя реноме засранца среди коллег заработал. Чего еще ожидать, если на «Привет» он в лучшем случае отвечает «Ага», а чаще всего отворачивается и делает вид, что никого не видит…