— А тебе не хотелось ей ответить? — зло спросил Марик. — Пошли за висяками. Подлая баба.
Антон пожал плечами. Он уже давно отпустил гнев, перестал скрипеть зубами при виде Лазарро. При Марике лишь один раз обмолвился о ней, когда рассказывал, почему его в патрульные понизили. А он запомнил и затаился, как змея, чтобы укусить в самый неожиданный момент. Это уже даже не раздражает, наоборот — умиляет.
Лазарро с новым партнером заняла тот кабинет, в котором они раньше сидели с Антоном; им с Мариком достался аквариум рядом с лестницей. Первым делом они сдвинули к середине два стола, составив из них один, широкий. Потом Марик поднял занавеску, впустив в аквариум свет из высокого, но узкого окна. Пейзаж был убогий: дома и мусорные баки.
— Жаль, — вздохнул Марик. — Я надеялся, что можно будет смотреть, как копы в баскетбол играют.
— Ты же не любишь баскетбол.
— Да, но я люблю высоких и плечистых мужчин без маек, дорогой, — ответил Марик и отошел от окна.
Антон поставил на стол свою кружку с отколотым краем. Марик, скривившись, выставил изящную чашечку из тонкого фарфора. Пижон…
— Теперь пойдем за делами, — объявил Марик.
До вечера они сортировали преступления разной степени давности, распечатывали некоторые из них, показавшиеся хоть в какой-то степени перспективными, и больше симулировали активную деятельность, чем настраивались на рабочий лад.
Позавчера они скатались в последнюю ночную смену, выпили на рассвете кофе, прислонившись к капоту машины, и оштрафовали подростка за нарушение комендантского часа. Хотя было уже без пяти шесть, и можно было отпустить парня и дальше идти по его, несомненно, важным делам.
Нормированный рабочий день, всего-то восемь часов, и не за рулем, а на удобном стуле, показался коротким. Марик отметил пять вечера в табеле, потянулся и сказал:
— Странное дело. Работа уже закончилась, а я все еще полон сил.
Он откинулся на спинку кресла и уставился на Антона из-под полуприкрытых век. Антон любовался им — наконец-то не в жилете патрульного, а в брючном костюме, и рубашка — небесно-голубая — подчеркивала его синие глаза. Пиджак Марик снял еще до обеда. Рубашка так тесно обхватывала его тело, что хотелось немедленно освободить его от давления ткани.
— Тоже, — коротко ответил Антон. — Нам нужно отпраздновать назначение.
— Приглашаешь? — приподнял Марик бровь.
— И даже угощаю. Так что?
— Разумеется, да, — повеселел Марик и быстро соскочил со стула, перебросил пиджак через локоть и призывно посмотрел на Антона. — Куда же ты меня поведешь?
Антон привел его в любимый бар. Не из-за атмосферы, не из-за цен или качества выпивки; просто он был рядом с участком, и поначалу не было ни времени, ни желания искать другие заведения, тем более что с переездом из родного города у него не осталось друзей. Их заменили коллеги, и ко многим он всерьез привязался, но так и остался в общем и целом одинок — никогда не было человека, с которым он мог бы поделиться самым личным. Были женщины, и порой по ночам он им что-то рассказывал, а сам думал: Лайла могла бы его понять. Лайла была его любовью и другом. И даже когда ему говорили, что она, уехав в колледж, стала изменять ему, он злился, порывался приехать к ней и устроить гадкий, грязный скандал, но продолжал тосковать по ней так, что сердце сжималось. Постепенно он забыл ее, перестал скучать и жалеть, но ясно отдавал себе отчет: никого ближе Лайлы у него так и не появилось. О смерти родителей он рассказал только психологу в участке. И еще Марику — выболтал в порыве откровенности и странного, иррационального доверия.
Только сев за барную стойку, Антон вспомнил, что Марик не пьет. Он хотел было предложить сменить заведение, но Марик уселся на высокий стул и сказал бармену:
— Апельсиновый сок.
— Виски, — сказал Антон чуть виноватым тоном. Посмотрел на Марика и вдруг словно впервые увидел его, заново поразился, до чего красивый мужчина вырос из синеглазого мальчика, смазливого подростка.
Марик глянул на него, мельком улыбнулся и обвел глазами посетителей бара. Чуть померк, когда заметил пару знакомых по участку лиц.
— Хочешь, уйдем? — порывисто предложил Антон.
— Нет, дорогой, — чуть рассеянно ответил Марик. — Если тебе нравится здесь, давай останемся. Спасибо, — кивнул он бармену. Тот, не заметив его благодарности, направился к следующим посетителям.
Марик вынул трубочку из стакана сока и сделал глоток. Антон привычно приложился к виски, лед звякнул о стенки стакана. Он почувствовал, что уши горят. Поймал насмешливый взгляд Марика, его изогнувшиеся губы и, не отдавая себе отчета, положил ему руку на колено и подался ближе. Пронеслись в голове все сомнения, а потом — танец на дне рождения Инспектора. Антон тогда метался между двумя желаниями: поцеловать Марика или отстранить. И выбрал второе, почти сказал: Марик, мы не должны… не надо усложнять отношения. Тем более на виду у всех. Но не успел. Прервали. Марик сорвался, убежал. А когда вернулся, настроение пропало, и то, что повисло между ними, безвозвратно исчезло, испарилось, точно золотая предзакатная дымка.