Но больничная пижама его в целом удовлетворяла. Безвкусно, конечно, зато удобно. Туфли ему вернули вместе с постиранными носками, а потом, словно опомнившись, принесли и брюки. Марик сложил их и сунул под мышку. Он не рассчитывал, что его будет кто-то встречать. Ему и не требовалось. Вызвать такси он и сам в состоянии. Заполнение всех форм сводилось к тому, что он, взрослый дееспособный человек, сваливает всю ответственность за свое здоровье на не менее взрослого дееспособного партнера, а врача освобождает от своего присутствия. Ему предложили сдать пижаму. Он не глядя оплатил ее и тем самым заполучил в безраздельное пользование. Врач, курировавший его, заставил Марика раздеться, осмотрел синяк, оставшийся на груди, и заметил:
— В целом все в норме. Но не забывайте, что от ребра отошел осколок, а на лопатке трещина.
— Ну вы же все замазали и склеили, — ответил Марик, надевая пижамную рубашку обратно.
— Все равно никакого спорта и физической работы, — велел врач.
Марик, прищурившись, посмотрел на его бейдж и запомнил имя, хотя был уверен, что оно выветрится из головы, как только он выйдет из больницы.
В саду пели птички, искусственно выведенные специально для госпиталей. Их пение и вправду успокаивало и настраивало на выздоровление, и на мгновение настроение улучшилось. Но стоило приблизиться к воротам, как Марик помрачнел.
Его ждали три самых близких человека, но радости он не испытал. Оливер, прислонившись к капоту экара, стоял поодаль, скрестив руки на груди, и в своих зеркальных солнечных очках был похож не то на гангстера, не то на музыканта — кумира малолеток. Антон мялся поодаль от него, и чувствовал себя не в своей тарелке. А мама быстрым, неровным шагом подошла к нему и обняла. Марик стоически выдержал это, хотя грудь взорвалась болью. Он зло посмотрел на Антона, тот едва заметно пожал плечами.
— Как ваш руководитель, я сообщил о вашем ранении ближайшим родственникам, Марий, — громогласно объявил Оливер. — Садитесь в экар, пожалуйста, я уже опасаюсь держать вас на открытом простреливаемом пространстве…
Мама наконец-то отпустила его. Лицо у нее было бледное, без грамма косметики. Она тут же выдала мощным крещендо:
— Почему мне сообщают чужие люди о случившемся? Почему я узнаю последней?
— Потому что я в реанимации был, и сам позвонить не мог, — буркнул Марик. — Поехали, Инспектор прав, я еще одну пулю поймать не хочу.
Он потянулся было на переднее сидение, но мама схватила его за руку. В результате всю дорогу он сидел с ней рядом сзади, и она трогала его за руки, щупала за плечи. С ее губ слетали тихие бессмысленные слова — худой, больной, плохая работа среди быдла… Марик ожидал, что Оливер начнет защищать полицейских, но он молчал. К счастью, дорога не заняла много времени. Экар остановился у края трассы и мягко скатился на парковку.
— Приехали, — нарочито бодро объявил Оливер.
— Где мы? — взвилась мама. — Это не твой дом!
— Теперь мой, — раздраженно сказал Марик и открыл дверь.
— Но разве это не общежитие? — вопросила мама. — Где разместиться мне?
— Зачем? — опешил Марик.
Он придержал для мамы дверь экара. Антон, уставившись в асфальт, молчал, и уши его горели.
— Кто же будет выхаживать тебя? — изумилась мама. — Этот милый молодой человек постоянно занят, — указала она на Оливера, — а другому я тебя не доверю.
— Не надо меня доверять, — обозлился Марик и с грохотом захлопнул дверь. — Я не смертельно болен, меня поздно спасать. Ты ее привез? — накинулся он на Оливера. — Вот и увози обратно. Оставьте меня в покое.
— Я не вещь, чтобы меня увозить! — взвилась мама. — Соколенок, постой…
Она вцепилась Марику в руки, и ему стало душно от ее страха и любви.
— Не надо. Уезжай, — сказал он — Уезжай!
Он вырвался, попятился назад.
— Я вас подброшу до электры, — вполголоса сказал Антон, не отводя тяжелого взгляда от Марика. — Он не в себе. Мы присмотрим, чтобы…
— Да что вы можете! — закричала мама, но с места не сдвинулась. На высоченных каблуках, с полусогнутыми коленями она протягивала к нему руки и выглядела жалко. — Можно подумать, я его вам доверю!
— Я устал, — поморщился Марик, развернулся и пошел к жилому блоку.
Мама странно дышала, словно боролась с рыданиями, Антон увещевал ее сесть в экар. Сердце у Марика стучало так, что пульс отдавался в ушах. Еще вчера он хотел, чтобы его любили, а теперь он жаждет остаться в одиночестве и тишине. Ему стало холодно, навалилась слабость, и он побрел домой.
У жилого блока завибрировал смарт. Высветился портрет Оливера, его широкая улыбка. Марик сбросил. Спустя пару шагов его догнало сообщение: «Приходи, как будешь готов, кино смотреть». А Марик полагал, что видео допроса ему уже не покажут… Пойти прямо сейчас? Нет, в пижаме и с сальными волосами перед всем участком он не появится…