На привязи (СИ)

Антон толкнул его к двери, открыл замок, держа Звездочку одной рукой, и процедил:

— Мне плевать.

Марик попятился и вышел за дверь. Антон с грохотом захлопнул ее. В ушах все еще звенело, а слезы все-таки потекли по лицу. Он, пошатываясь, стал спускаться по лестнице. Сам виноват. Всегда сам виноват. Антон выглядел точь-в-точь как в школе, когда ненавидел его за компанию с остальными.

Он не запомнил, как добрался до Оливера. Того еще не было, и Марик ждал его у двери. То и дело проверял смарт, вдруг Антон позвонит и скажет, что не так уж сильно злится, или, наоборот, проклянет пару раз для верности, подаст хоть какие-то признаки жизни, покажет, что не вычеркивает Марика… Покажет, что то, что между ними было, для него важнее собаки, тысячи собак. Кажется, он в порыве ярости орал что-то про предательство, про то, что он Марику доверил все, готов был на многое, а Марик за его спиной ломает ему жизнь, ломает методично и переделывает под себя, а так с человеком нельзя, с живыми людьми не поступают, как с фигурками какими-то… Рядом мелодично звякнул лифт. Марик обернулся.

— Рыдаешь опять? — поинтересовался Оливер.

Марик кивнул.

— С тобой не поймешь никогда, плачешь ты от счастья или печали, или просто драму разыгрываешь — ты хоть таблички вешай на шею, утешать тебя или нет… У меня в экаре псиной пахнет, — заметил Оливер, отпирая дверь. — Объясниться не хочешь?

Марик помотал головой и, споткнувшись о порог, зашел внутрь квартиры. Кое-как снял туфли и, хватаясь за стены, добрался до кровати и рухнул на нее. Оливер присел рядом и положил руку ему на лоб.

— Ты горишь весь, — обеспокоенно сказал он. — Что-нибудь болит? Говорить можешь?

Нет. Говорить Марик не мог. Болело все.

Закончился вечер тем, что Оливер вызвал врача, и тот предложил госпитализацию, поскольку предписанный врачом режим Марик злостно нарушал. Оливер проявил человеколюбие и уговорил доктора не делать поспешных выводов. Тот, рассуждая, как репликант действует на тело человека, облепил Марика пластырями с успокоительным и сунул под язык снотворную таблетку, чтобы уж наверняка, и Марик отрубился.

Снилось, что время идет вспять, слезы затекают обратно в глаза, а он сидит ровно и не отдает собаку Антона в Приют. И он несчастлив. При любом развитии обстоятельств он запрограммирован быть несчастным, как демоны запрограммированы убивать.

Утром он очнулся от жажды, язык прилип к нёбу. Уже было светло. Он сполз с кровати, шатаясь, добрался до кухни, схватил чайник и через носик вылакал всю воду. Полегчало. Он окликнул Оливера. Ответом была тишина. Марик ободрал с рук, шеи и сгиба колена (с чего вдруг ему решили ноги облепить?) пластыри, выбросил их в мусорное ведро и переместился в ванную. Душ принимать не стал, голова и так гудела, кружилась, а от горячей воды он и вовсе отключится, и просто умыл лицо под краном. Посмотрел на себя в зеркало. А майка-то на нем — Оливера, хорошая такая, к телу приятная… После визита врача все смазалось. Момента переодевания он не запомнил. Выглядел он, конечно, отвратительно, без слез не взглянешь.

При воспоминании о вчерашнем вновь кольнул страх и бесконечное чувство вины. Марик нашел свою одежду, любовно повешенную на плечики, нашарил в кармане толстовки смарт. Ключа от Антона не было. А, точно, он же, уходя, ухитрился вежливо положить его в коридоре… На экране смарта — ни единого уведомления о пропущенных звонках, ни одного сообщения. Марик набрал Антона. Спустя пару гудков звонок оказался сброшен.

Ладно, Антон все еще в гневе… Попытаем счастья с другим номером. Оливер ответил с присущей ему энергичностью.

— Как поспал? — жизнерадостно спросил он. — Уже позавтракал? Я оставил в холодильнике исключительно низкокалорийное, все как ты любишь. Все без вкуса и в рот не вломишь… хотя, нет, ты-то что угодно в рот возьмешь…

— Олли! — возмутился Марик.

Тот засмеялся, и Марика отпустило напряжение последнего дня.

— Поговорим о более серьезных вещах, — заявил Оливер. — Устраивайся поудобнее, потому что из квартиры ты не выйдешь.

— Чего?..

— А как ты хотел? — вопросил Оливер. — Я вчера продуктивно пообщался с врачом, мы вместе обсудили стратегию твоего лечения, и единственное спасение, Марик, — постельный режим. Я уже понял, что ты таскал нечто крайне тяжелое, твоя лопатка грозит развалиться на куски, поэтому я тебя запер. Отдыхай, пожалуйста. Чувствуй себя как дома. Наконец-то мы с тобой проведем вечер вместе, как в старые добрые времена.

— Ты обнаглел, — поразился Марик. Пройдя к двери, он проверил, действительно ли та заперта. Оливер не врал. — Мне нужно уйти.

— Куда? — хмыкнул Оливер. — Будешь перед своим Антоном на коленях ползать? Рано еще, рано, он с ноги тебя скорее ушатает, чем простит. Ты бы видел его сегодня. Он, кажется, всю ночь пил и дрался со стеной. Впрочем, после того, что ты мне рассказал…

— Что я тебе рассказал? — сердце у Марика упало. Он медленно прошел в комнату и сел в кресло.