На привязи (СИ)

— Я хотел, чтобы он помог ловить террористов. Не вижу ни единой причины, чтобы не использовать его таланты на благо Пространства. Я ведь давно хотел вывести вас из игры, а вы живучий…

— Внезапная командировка на фронт, — озарило Марика. — И тот парень, который мне чуть почки с кишками не продырявил… его вы подговорили, а не они. Никто из диких его не вербовал.

— На войне все средства хороши. И все же, все же — что сделать? — задумался Мишель.

— А Кара Войнич? Почему она меня с первой же встречи не убила?

— Я запретил, конечно же, — удивился Мишель. — Можете не верить, но она случайно на вас наткнулась. Я приказал ей не трогать вас, но Каре не сиделось на месте. Все, что она говорила на допросе вашему другу, — чистая правда.

— И она не боялась, потому что знала: вы ее заберете и защитите.

— Именно, — согласился Мишель. — Она талантливая девочка, но непослушная. Видимо, гены отца. Если бы ей не взбрело в голову доставить вам неприятности, то я бы смог обработать ее и пустить в дело. Вам не следовало реагировать на ее провокации.

— Поразительно, — выдохнул Марик. Он тянул время, но не знал, ради чего. Потому что выхода не было. — Вы с ума сошли. Мишель, я не верю, прекратите этот спектакль. Я у вас учился, сотни других у вас учились…

— И десятая часть моих учеников оказалась умнее вас, — с удовлетворением сказал Мишель. — Нет, впрочем, не умнее, но прозорливее. Мне так жаль, что вы ничего не поняли, Марий. Послушайте. Осознайте хотя бы сейчас. Пространство — хрупкое, как никогда, — четко произнес Мишель, точно читая лекцию, нет — проповедь перед тысячной толпой. — Его территория слишком велика, военных не хватает, чтобы отслеживать нелегальных мигрантов. Нам не хватает людей и умений, чтобы предотвращать взрывы и убийства. Знаете, сколько зданий рухнуло по вине диких за последний месяц? Двенадцать. А сколько людей при этом погибло? Шесть тысяч триста девять. Почти шесть с половиной тысяч ни в чем не повинных людей, таких же коспомолитов, как мы с вами. А многое из этого можно было предотвратить, если бы на нашей стороне были Спилец и Войнич, и многие другие, зачем-то убитые в камерах Альянса… Война идет, — веско произнес он. — За границами Пространства… на самом Пространстве… Здесь, — он наклонился вперед и коснулся холодным указательным пальцем лба Марика.

— Оставьте меня в покое, — тихо попросил Марик, глядя на Мишеля. Тот снял черный китель, разгладил его и повесил на спинку стула. — Я больше не трону никого из ваших преступников. Мне даже никто не поверит, если я расскажу об этой встрече…

— Я бы хотел оставить вас, — с сожалением ответил Мишель, закатывая рукава серой рубашки. — Поверьте, очень хотел бы, вы мне по-своему дороги, и ум ваш мне пригодился бы. Но вы подставили Войнич, а затем можете ненароком подставить кого-нибудь еще. Вы лишили меня двух потенциальных агентов. Более того, в Альянсе могут начать расследование, прийти к вам… Зачем все это? Пусть они думают, что вы совершили самоубийство. Вам ведь не привыкать это делать. И все ваши коллеги из полиции подтвердят, насколько эмоционально нестабильны вы были в последнее время.

Мишель встал и опять вышел из комнаты. У Марика по спине скользнула капля холодного пота. Он дернулся вперед, но кровать была тяжелой, и выскользнуть из-под ее ножки он не мог. Попытался хоть как-то приподнять ее, используя свое тело в качестве рычага, но стало больно так, что потемнело в глазах.

— О, Марий, не напрягайтесь, пожалуйста. Вы и так уже достаточно настрадались.

Мишель присел перед ним на корточки, держа в руках кухонный нож — с длинным узким лезвием. Марик попытался пнуть его, выбить нож, но Мишель, увернувшись, сел ему на колени. А ведь он прав. Никто из близких не удивится, когда узнают, что Марик вскрыл вены. Они все знают, что он склонен к саморазрушению, Антон подтвердит, что между ними произошел скандал, Оливер вспомнит, как метался Марик, а мама… мама каждую минуту думает, что он собирается уйти из жизни.

— Вам ведь этого не простят. Они все равно выяснят, что самоубийство инсценировано.

— Выяснят, — охотно согласился Мишель, — я даже лично буду расследовать убийство моего ученика. Как я могу остаться в стороне? Прекратите дергаться, вы себе хуже делаете.

На запястье у Мишеля замигал красный огонек. Мишель, скосив на него взгляд, произнес:

— Вот главный минус моего положения: могут вызвать в любое время дня и ночи. Но вы не беспокойтесь, Марий, я вернусь и все сделаю как следует. Вы — смышленый молодой человек, поэтому я вам не очень доверяю…

Мишель склонился к нему, словно собираясь расстегнуть наручники, и вдруг локоть пронзила боль, растеклась до самого запястья, и Марик обмяк. Он втянул воздух, облизал губы, паника забилась в нем, как стая птиц, а кровь текла по левой руке, и рана, наверно, была такой глубокой…

— Я скоро вернусь, — пообещал Мишель и поднялся на ноги. — Все равно вы теперь точно никуда не убежите…