На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

В «Сыне Отечества» были опубликованы отрывки из книги генерала Жана Сарразена, бывшего начальника генерального штаба Французской армии в Италии и Германии, который в 1810 г. бежал в Англию и там стал выступать с антинаполеоновскими памфлетами, за что во Франции был приговорен к смертной казни. Публикуя отдельные отрывки из сочинения Сарразена «Исповедь генерала Бонапарта пред Аббатом Мори» [Sarrazin, 1811], издатели с сожалением отмечали, «что сия важная книга написана в неприличной историческому сочинению шутовской форме». Тем не менее надеясь «угодить своим читателям», они поместили «лучшие отрывки из сего творения» [Исповедь Наполеона Бонапарте, 1812, с. 196]. Автор этого сочинения вкладывает в уста Наполеона саморазоблачительные речи, которые, по сути дела, повторяют многочисленные штампы антинаполеоновской пропаганды. Так, например, Наполеон более чем скромно оценивает свои способности: «Признаюсь к стыду своему, что вся жизнь моя есть беспрерывная цепь лютостей, которыми я старался удовлетворить своему любочестию. Природа не дала мне наружной красоты Клебера, неустрашимости Ланна и редких талантов Моро, и я решился употреблять в свою пользу дарования и успехи подчиненных мне Генералов». Заодно достается и французам: «Мне издавна известна была глубокомысленная пословица Монтаня, что народ (Французской) есть скотина, на которой всяк ездит по очереди» [Исповедь Наполеона Бонапарте, 1812, с. 203–205].

Наполеон – человек без роду и племени, явившийся ниоткуда и покоривший «жалкий, легкомысленный, раболепный народ» [Раевский, 1956, с. 114]. Предельно ясно эту мысль выразил В.И. Штейнгейль: «Народ…, который в наше время дошел до высочайшей степени безумия, дерзости и разврата: попрал религию, разрушил трон законных, добродетельных царей, возмечтал о вольности – и, поправ ту, на развалинах ее воздвигнул трон чужеземному тирану, наложившему на все умы, сердца и руки своих новых верноподданных узы тяжкого рабства». Этому противопоставляется «наше Отечество… Петром превознесенное, Екатериною препрославленное, и в настоящее под управлением мудрого, благодетельного, обожаемого всеми монарха цветущее: в нем православие пребывает незыблемо, науки процветают, художества возвышаются, торговля народ обогащает, и поля возделываются спокойными ратаями» [Штейнгейль, 1992, с. 65].

Просвещение связывается Штейнгейлем с забвением религии, развратом и мечтами о вольности [Ламанский, 1812, с. 219][87]. На противоположном полюсе находится православие, обеспечивающее процветание и спокойствие отечества. Если французы характеризуются как испорченный народ, то Наполеон вообще лишен признаков народности. Называя его врагом отечества, Штейнгейль табуирует его имя («я не хотел именовать его»), тем отчетливо намекая на инфернальное происхождение Наполеона. Как исчадье ада император французов наделен огромной разрушительной силой. Наполеон, сжигающий Москву, соотносится с Навуходоносором, разрушающим Иерусалим. Соответственно Франция должна соотноситься с Вавилоном. Кроме того, Наполеон – Аттила и даже Батый. В его характеристике отчетливо присутствуют черты восточного деспота. Он варвар, но при этом противопоставляется не цивилизованному, а сакральному миру, и в этом смысле он хуже наиболее одиозных варваров. «Сонмища дикарей, – говорилось на страницах “Сына Отечества”, – поступали бы гораздо лучше, нежели сии образованные, просвещенные Французы. – Некогда вторглись Татары в Отечество наше, но и сей грубый народ, языческий народ уважал храмы нашего Бога, и рука смелого воина не дерзала осквернять священных олтарей; а ныне видели мы, что Христиане разрушали, грабили и посрамляли Христианские церкви!» [Беседа, 1812, с. 229][88]. Молодой офицер А.В. Чичерин, близкий к будущим декабристам, но не доживший до окончания войны, писал в дневнике: «Я дрожал при мысли о священных алтарях Кремля, оскверняемых руками варваров» [Чичерин, 1966, с. 17].

Слова Руссо «Русские никогда не станут истинно цивилизованными» [Руссо, 1969, с. 183] могли звучать не только как оскорбление, но и как призыв к созданию иной системы ценностей, имеющих отношение не к внешнему, а к внутреннему миру. Ф. Глинка в «Письмах русского офицера» привел эпизод, как его брат C.Н. Глинка «жег и рвал… все французские книги из прекрасной своей библиотеки, в богатых переплетах, истребляя у себя все предметы роскоши и моды» [Глинка Ф., 1987, с. 22] Варвары, разрушая цивилизованный мир, становились хозяевами положения на его развалинах. В России все иначе: даже «потеря Москвы не есть еще потеря Отечества» (Ф. Глинка), потому что, как писал Штейнгейль, «Россия не состоит в Москве, но в мужестве и верности сынов ее» [Штейнгейль, 1992, с. 72].