Читаем На распутье средневековья: языческие традиции в русском простонародном быту (конец XV-XVI вв.) полностью

В то же время порицавшиеся духовенством внешний облик и поведение «лживых пророков», по-видимому, не являлись новшеством, но продолжали какие-то давние традиции. Здесь действовал принцип, характерный и для шаманских культур, в которых «мировоззрение шамана было, прежде всего, религиозным мировоззрением его рода, племени. Шаман выступал как защитник интересов сородичей в „общении“ с духами и божествами»[1240]. Поэтому принятие представителями святых Пятницы и Анастасии соответствовавшего ситуации вида лишь способствовало их популярности в народе и росту рядов последователей распространявшейся идеи, что и заставило церковь срочно приступить к решению назревшей проблемы, тем более, что «прелестники» не сидели на месте, но ходили «по погостом и по селом и по волостем»[1241], охватывая своим учением все большую территорию.

Между тем и сам подвижный образ жизни всегда осознавался опасным для церкви и порицался ею как не подлежащий контролю. Б.А. Романов обратил внимание, что еще еп. Нифонт хвалил Кирика за наложенный им запрет хождений по святым местам и требование жить благочестиво у себя дома[1242]. Как мы знаем, «в традиционных представлениях дорога — сфера небытия, там поведение людей нерегулируемо и непредсказуемо и никакая социальность невозможна (именно из-за отсутствия норм)»[1243]. Показательно, что к бродячему люду причисляли и других носителей древних обычаев — скоморохов и знахарей, передававших свои знания массам населения. И осуждалось не столько праздное нищенство подобных странников, сколько именно эти знания, о чем недвусмысленно свидетельствует пассаж требника Троице-Сергиевой лавры XVI в.: «Обходит бо чужая домы, яды и пия чужая а не трудяся, и не то едино еще, но и прилыгати начнет, глаголя тако на оной земли…»[1244]

Это замечание средневекового автора плохо согласуется с мнением В.Я. Петрухина о том, что в рассматриваемой статье Стоглава речь идет не о язычестве, а о милленаристском пророческом движении[1245], сущность которого, кстати, вовсе не однозначна. И. Левин также не нашла в поведении лжепророков Стоглава ничего похожего на языческие проявления, к которым она относит пение, питье, пиры, ритуальный секс. По мнению исследовательницы, последователи святой практиковали крайние формы христианской аскезы, известные из западноевропейских культов Черной смерти, что и вызвало осуждение со стороны участников собора. Почитание же Пятницы без подобных крайностей церковью принималось, как это случилось в 1497 г. в Ростове[1246].

Данное сопоставление, на наш взгляд, не вполне корректно. Согласно Мазуринскому летописцу конца XVII в., «ходила девица Гликерия в Ростове, а сказывала, что явился ей Илья Пророк да святая мученица Парасковия, нарицаемая Пятница, на память Иоанна Предтечи, и восхищена бысть невидимою силою, мнящееся быть ей на небесах, и видела пречистую Богородицу по двою дни, а как явилася, и говорила, чтоб люди молилися Богу и матерны не бранились»[1247]. Никакого осуждения Гликерии летописцем действительно не видно. Более того, под тем же годом сообщается еще об одном визионере — кирилловском попе Александре, также требовавшем от имени явившейся ему Богородицы совершать молитвы и уклоняться от зла и брани[1248]. Это означает, что в тексте отразились представления общества о необходимости обустройства повседневной жизни в соответствии с христианским учением. Настойчивость подобных требований вполне понятна, если учесть, что описанные события происходили в эпоху ожидания Конца Света. Именно поэтому у летописца не было причин осуждать действия визионеров. В отличие от «лживых пророков», они не нарушали церковных норм ни по сути, ни по форме. Пророки же смущали блюстителей нравственности не только своим сомнительным поведением, но и тем, что они заповедали от имени святых.

По наблюдению В.Н. Басилова, «интерес к мистицизму всегда возрастал в условиях, когда обострялись противоречия в обществе»[1249]. На Руси изучаемого периода кризис был налицо во всех сферах, в том числе в производящей и духовной. И показательно, что попытку выхода из него предприняли именно нищенствующие (намеренно или вынужденно). Дело в том, что к середине XVI в. в сельскохозяйственной отрасли, особенно на севере, северо-западе и западе страны, наблюдался явный экономический спад, вызванный в том числе неурожаями, эпидемиями, разорительной для крестьян налоговой политикой и введением государственной монополии на некоторые виды деятельности, в частности, на торговлю льном и льняными изделиями[1250]. Все это вело к сокращению посевных площадей, урожая и соответственно к снижению уровня благосостояния.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Теория культуры
Теория культуры

Учебное пособие создано коллективом высококвалифицированных специалистов кафедры теории и истории культуры Санкт–Петербургского государственного университета культуры и искусств. В нем изложены теоретические представления о культуре, ее сущности, становлении и развитии, особенностях и методах изучения. В книге также рассматриваются такие вопросы, как преемственность и новаторство в культуре, культура повседневности, семиотика культуры и межкультурных коммуникаций. Большое место в издании уделено специфике современной, в том числе постмодернистской, культуры, векторам дальнейшего развития культурологии.Учебное пособие полностью соответствует Государственному образовательному стандарту по предмету «Теория культуры» и предназначено для студентов, обучающихся по направлению «Культурология», и преподавателей культурологических дисциплин. Написанное ярко и доходчиво, оно будет интересно также историкам, философам, искусствоведам и всем тем, кого привлекают проблемы развития культуры.

Коллектив Авторов , Ксения Вячеславовна Резникова , Наталья Петровна Копцева

Культурология / Детская образовательная литература / Книги Для Детей / Образование и наука