На распутье средневековья: языческие традиции в русском простонародном быту (конец XV-XVI вв.)

Так что дело было не только в самоволии скоморохов, но и в двойственности их официального статуса в христианском государстве, которое не могло поддерживать сомнительных людей, но пока не в состоянии было и отказаться от их услуг. Что же касается крестьян, нуждавшихся в присутствии веселых людей на свадьбах и календарных праздниках, то у них вряд ли возникали особые проблемы с игрецами — иначе не предусматривалось бы взимание штрафа с населения принадлежавших церкви волостей за сокрытие потешников[1204]. К тому же в былинах и песнях скоморохи всегда выступают на стороне народа, а не против него[1205]. (Правда, З.И. Власова полагает, что именно скоморохам принадлежит авторство чуть ли не всех фольклорных жанров, а значит, они восхваляли сами себя[1206].)

Приведенное у А.И. Срезневского сравнение слова «скоморох» с однокоренными терминами в европейских языках позволяет думать, что обычай скоморохов непрошенными являться на пир был характерной особенностью этого «племени», вероятно, связанной с его лицедейскими функциями[1207]. Потеря данного права неизбежно подрывала сами основы скоморошества, сужала его социальную базу. Происходило это преимущественно на монастырских землях, где гонения на скоморохов на основе постановлений собора осуществлялись в полной мере. Своих отсюда изгоняли вместе с волхвами и бабами-ворожеями, а пришлых не пускали, требуя у крестьян: «…а скомороха, или волхва, или бабу ворожею, бив да ограбив да выбити из волости вон, а прохожих скоморохов в волость не пущать»[1208]. Княжеские грамоты монастырям послесоборного периода также запрещали скоморохам играть в принадлежавших обителям селах[1209]. Впрочем, возможно, это осуществлялось не только на церковных землях, из-за чего и стала сокращаться численность скоморошеской братии.

Но тотальный удар по скоморошеству был нанесен уже указами середины XVII в., запрещавшими прилюдную игру на целом ряде музыкальных инструментов — главном оружии игрецов[1210]. Е.В. Рубина-Мильнер проводит интересные параллели между русскими скоморохами и мексиканскими музыкантами XVI–XVIII вв., роль которых была сильно поколеблена запретом первого Мексиканского собора 1555 г. на использование любых духовых и смычковых инструментов кроме органа[1211]. Аналогичные репрессии против народной музыки при Алексее Михайловиче свели на нет скоморошеское сословие на Руси.

Однако надежды церкви на прекращение поддерживаемых скоморохами обычаев вместе с ликвидацией самого института скоморохов не оправдались, хотя во многих местах дедовские традиции упростились или даже исчезли. Но там, где они сохранялись в полной мере, к XIX–XX вв. функции потешников во время обрядов перемещались к их участникам. Так, на святках молодежь нередко рядилась скоморохами[1212], т. е. надевала особое платье, напоминавшее о временах, когда «скомрашь одежи» являлись необходимым атрибутом профессиональных плясунов, чей талант нашел отражение в народной пословице: «Всякий спляшет, да не как скоморох»[1213] (кстати, умение скоморохов и ряженых плясать особым образом — ломанием — привело А.В. Грунтовского к мысли об их принадлежности к богатырским и шаманским кругам[1214]). Так что и после исчезновения скоморошества как социальной группы оно продолжало оставаться явлением народной, языческой по своей сути, культуры.

«Лживые пророки».

Если с ростом авторитета церкви скоморошество вырождалось, будучи неразрывно связанно с языческой культурой и не имея никаких предпосылок для интеграции в христианство, то иначе обстояло дело с теми, кого участники Стоглавого собора назвали «лживыми пророками». По утверждению Т.А. Бернштам, «с XV в. к старым носителям язычества — „еллинам“, нехристям и пр., добавились „православные язычники“ из разряда бродячей Руси: лжепророки, лжеюродивые, нищие святоши, кликуши и др. Они были еще опаснее, ибо среди них обретались и настоящие угодники Божии, в частности лица, добровольно принявшие на себя подвиг юродства, от которых народ не отличал искусных обманщиков»[1215].

Первые свидетельства о «лживых пророках» относятся к XVI в., что вовсе не случайно, так как к этому времени православное учение добралось до отдаленных деревень. Но, по наблюдению А.Я. Гуревича, «христианизация крестьян приводила к выработке взглядов, весьма далеких от того, чего добивалось духовенство. Элементы новой религии переплетались в них и синтезировались с мощным слоем архаических верований и представлений о мире, во многом и определявших поведение крестьян»[1216]. К излету Средневековья в среде простолюдинов стали появляться лица, предлагавшие собственное толкование церковных обычаев и заповедей, в частности, в сфере культа святых.