На растительной пище

-- Одну отыграл! -- сказал он не без задора. -- Потом ещё отыграю...

-- Никогда ты не отыграешь! -- смеялся Полозов. -- Помни, хоть по пятаку за штуку -- это сто рублей.

-- Меньше ста рублей, -- поправил Калнышевский.

-- 85 рублей 95 копеек, -- прибавил он, подумав с минуту.

Игра была безденежная, но, чтобы уязвить Черномора, требовалось так или иначе перевести проигрыш на деньги.

Хозяйка усадила Веревцова на лучшее место у самовара и тщетно старалась заставить его что-нибудь съесть. Но Василий Андреич был непоколебим.

-- Я пообедал дома! -- повторял он на все соблазны. -- Дайте лучше Полозову!..

Огромный Мишанька на скудной пропадинской пище вечно чувствовал себя впроголодь, но он скрывал свою прожорливость как порок и никогда не позволял себе переходить общую норму.

Он посмотрел на Веревцова с упрёком и, отрицательно мотнув головою, отошёл к камину и принялся греть руки у огня.

-- Отчего так поздно? -- сказал Калнышевский.

Посещения Веревцова ценились, и, если его долго не было в урочное воскресенье, всей компании как будто не хватало чего-то...

-- У меня Алексеев! -- кратко объяснил Василий Андреич. -- В юрте остался, не хочет в гости идти...

Наступило непродолжительное молчание.

-- Он мне сегодня чуть голову не разбил! -- объяснил хозяин так спокойно, как будто ценил свою голову не дороже яичной скорлупы. -- Миской швырнул...

-- Хорошо, что я отскочил, -- прибавил он, принимаясь опять за подпилок. -- Миска-то медная, край такой острый, на косяк налетела, дерево как ножом разрезала.

-- Я его покормить хотела! -- пояснила хозяйка. -- А он всеё миску, да и с супом, Николаю Ивановичу в голову бросил... Так ничего и не поел! -- прибавила она со вздохом.

По-видимому, она больше всего жалела о том, что Алексеев остался без супу.

-- Всё от безделья! -- сказал Банерман сентенциозно. -- Живёт один, занятий нету... Вот и отыскивает себе что-нибудь, чтобы внимание занять.

-- Пускай он у меня поживёт! -- кротко сказал Веревцов. -- Может, научится и в обществе жить!..

-- Бедняжка! -- сказала хозяйка. -- Пускай хоть отдохнёт! Совсем измаялся.

-- Только знаете, -- сказал Веревцов, застенчиво улыбаясь. -- Он просит, чтобы гости не ходили. В воскресенье, значит, у меня нельзя!..

-- Это жаль! -- сказал Банерман. -- Мы привыкли уже у вас!..

-- Ну что ж делать! -- задумчиво возразил Калнышевский. -- Нельзя, так и нельзя!..

-- Мне дьяконица говорила, -- сказала вдруг хозяйка, -- "найдите шамана, пусть отколдует его, -- напущено на него по злобе!" Пустое это! -- поспешно прибавила она, видя неудовольствие на лице мужа.

-- При чём тут дьяконица? -- неохотно проворчал Николай Иванович.

-- Он ведь у них сегодня ночевал, -- сказала хозяйка. -- Ночью стук поднял. -- "У меня, -- говорит, -- дома нехорошо"...

-- Женить бы его следовало! -- заметил Банерман. -- Всё бы рукой сняло.

-- Ну, я пойду! -- сказал Веревцов, поднимаясь.

-- Так скоро? -- возразила хозяйка.

-- К Головинским зайти надо, -- сказал Веревцов. -- Младенца посмотреть.

Двухлетний Витька, истинный хозяин второго семейного дома, был в настоящее время единственным отпрыском молодого поколения колонии. Он был известен в просторечии под именем "младенца" или, распространённее -- "государственного младенца".

На дворе давно было темно. Небо затянулось тучами. Внезапная метель разыгрывалась всё сильнее. Струйки снежной пыли уже неслись вдоль улицы, затемняя воздух и мешая находить тропу, протоптанную пешеходами. С реки, которая расстилалась вдоль всего города как широкая ледяная пустыня, уже доносился пронзительный свист вихря.

Дорога к Головинским шла по единственной улице городка, потом спускалась по крутому и скользкому откосу, обратно через утлый мост, перекинутый над рекой Сосновкой. Веревцов шёл среди улицы, то и дело спотыкаясь на горках снежной пыли, наметённых поперёк дороги как неожиданные ступеньки. Ветер дул ему в лицо, и он невольно отворачивался и двигался вперёд боком, осторожно выбирая шаги. На спуске стало ещё хуже. Ветер намёл сугробы во всех ложбинах и извилинах покатой тропы, особенно с левой подгорной стороны. Сделав неосторожный шаг, Веревцов провалился до колен и набрал полные валенки снега.

Кое-как выбравшись на более твёрдое место, он полуинстинктивно стал забирать вправо, где на выпуклом ребре откоса снег проносило мимо. Благополучно спустившись на несколько десятков саженей, он опять попытался свернуть влево к мосту и снова попал в сугроб. Поневоле пришлось держаться правой стороны, где всё время была твердая дорога. Было совершенно темно. Ветер продолжал дуть Веревцову в лицо, и он был, поэтому, уверен, что идёт, куда нужно.