На развалинах Мира

Он вильнул хвостом. Мне пришлось ускорить шаг. Скорость собаки уже намного превышала мою собственную, а ведь совсем недавно, всего несколько недель назад, он был еще таким смешным и неуклюжим. Как же все это было непонятно, непостижимо! Оставалось только удивляться, что мы сами не превратились в каких ни будь страшилищ, с покрытыми шерстью телами и руками. Я горько усмехнулся — уж тогда, наверное, я сразу перестал бы думать о тех стройных ножках, которые не давали мне покоя. Я крикнул:

— Угар! Ко мне.

Пес недоуменно остановился — мы ведь совсем недалеко ушли.

— Ко мне. Домой.

Я развернулся и зашагал обратно. Если повезет — мы найдем людей, тогда… тогда я оставлю ее с ними. Иного решения уже придумать было нельзя. Угрюмый и насупленный, я возвращался назад, вовсе не радуясь при виде знакомых склонов и тропок.

У самого входа сидела Ната. Она была с дротиком — я настрого запретил ей выходить наверх без оружия.

— Что ты здесь сидишь? Пошли в дом.

— Что с тобой?

— Со мной? Ничего обычного. В голову… одна жидкость ударила. Бывает, если ты знаешь, что это такое… А с тобой, что? Все, как всегда, в порядке?

— Со мной? Да… со мной ничего не изменилось. А ты… ты не можешь без этого?

Разговор обещал быть сложным…

— Хочешь правду? Нет, не смогу. А если смогу — то превращусь в жирного борова с заплывшими глазками… и тоненьким голоском. Кстати, ты могла бы это и ускорить. Чего проще — ночью, ножом… по одному месту. Ты, кажется, так и собиралась — в свое время? И все проблемы разрешаться сами собой, разве нет?

У Наты брызнули слезы из глаз.

— Не смей! Я не могла даже подумать о таком!

— Ну, так подумай. А не то мне придется…

— Изнасиловать меня, да?

— Нет. Я просто уйду. Оставлю тебе все и уйду.

Ната кинулась в подвал, закрывая лицо руками. Я прошел вслед за ней — что ж, пусть будет такая правда, чем вообще никакой…

Она встретила меня, стоя посередине комнаты.

— Ты же все знаешь! Все! Ты должен меня понять! Я не могу! Не могу!

— Всего несколько часов назад, мне показалось, что у тебя появилось иное желание… разве нет?

— Я хотела… Я хотела, пыталась пересилить себя. Не я — ты сам все делал…

— Но почему, Ната?

Она вдруг ухватила меня за руку и, ничего не отвечая, повела внутрь подвала. Там девушка сняла с меня мое вооружение и повесила его на обычное место, словно оно мешало ей продолжать наш разговор. После этого, словно не заметив этой странной паузы, она бросила мне в лицо:

— Потому что я ненавижу… ненавижу мужчин. Не тебя — совсем не тебя! Но я… ты…

— Тоже — мужчина. Но это не я тебя насиловал, Ната. Не я покупал на ночь.

Да. Я — мужчина. А ты — хочешь ты того, или нет — ты уже женщина. Не девочка… По возрасту — ты еще, чуть ли не ребенок, а по всему остальному

— ты знаешь гораздо более своих сверстниц. И не только сверстниц. А я — всего только человек, вовсе не сделанный из кремня или стали. И если я хочу быть с тобой — это естественно для мужчины. Так что же мне делать?

Ната посмотрела мне прямо в глаза.

— Тогда — сделай это… Сделай сам, как ты и хотел. Но не принуждай меня хотеть того, чего я не выношу… Сам — без меня. Вот я — вся здесь. Я не стану сопротивляться. Но мне будет плохо, очень плохо! Ты ни в чем не виноват — я ведь тебя не обвиняю… Но поделать с собой ничего не могу!

Сама мысль о том, что я ложусь… под кого-то, мне уже невыносима!.. Не ты

— мое прошлое не отпускает меня, Дар! И, единственный выход — это… ты сам. Сам. Возьми меня… но не проси, чтобы я этого желала…

Я горько усмехнулся, ощущая, как у меня начинают дрожать руки…

— А мне казалось, я уже не то же самое, что кто-то… и все. Ты притворялась, да? Тогда зачем ты меня выхаживала?

— Нет! — она испуганно мигнула — я на миг почувствовал раскаяние… Принуждать ее к своим страстям — честно ли это по отношению к ней? При иных обстоятельствах, такого не могло произойти никогда. Но в том то и дело, что обстоятельства были именно такими…

— Я не лгала тебе! Никогда! И я лю…

Она ударила себя по губам и резко отвернулась. Я вздохнул. Все было выяснено до конца. Ната очень тихо произнесла:

— Дар, я пропустила через себя… столько, что чувствую себя лишь сосудом, в который каждый может плюнуть. Как можно хотеть такую женщину?

— Я не считал и не считаю тебя виновной в чем-либо.

— Но от этого ничего не меняется… Ты всегда будешь это помнить — внутри себя. И я тоже не смогу забыть. Я все понимаю — ты прав. Другой бы уже давно поступил со мной так, как я того заслуживаю… И не мучался бы сам, и не мучил меня.

— Я не верю…

Я встал возле нее совсем близко…

— Это все — неправда. Я видел твои глаза, Ната. Пусть я старый, развратный, похотливый кобель…

— Нет!

— … Но я не могу без тебя. Ты вошла в мою жизнь и плоть, стала тем человеком, ради которого я теперь могу пойти хоть в огонь. И я видел такой же огонь в твоих глазах!

Она молчала. Я нерешительно обнял ее за талию. Ната прошептала:

— Отведи меня к себе. Отведи… не мучайся. Я закрою глаза — и ты сможешь это сделать… А потом… мне уже будет все равно.

— Никогда. Я не поступлю так, против твоей воли. И я не хочу — чтобы было все равно…