На развалинах Мира

Детские ли навыки, или врожденный талант — но буквально с первых выстрелов, мои стрелы стали попадать в мишень. Если учесть, что дерево, служившее для этого, находилось на расстоянии тридцати шагов, а сам круг, вырезанный из нескольких сбитых досок, не превышал размеров крышки от большой кастрюли — это было неплохо. Для наконечников я вновь использовал гвозди — те самые, которые обнаружил в подсобке. Я пересчитал их — всех вместе, как ровных, так и слегка изогнутых, оказалось двести восемьдесят штук. Мне этого могло хватить надолго. Но, все же, это было не то. Мне нужны были более подходящие наконечники, способные не только пробить густой мех и толстую шкуру, но и удержаться в теле животного. Пока я мог рассчитывать только на то, что стрела, пущенная моей рукой, может пробить врага чуть ли не насквозь. В этом сомнений не возникало — они пробивали мишень, не то, что за тридцать — за пятьдесят шагов. Далее я не старался — не был уверен, в том, что попаду. Технология укрепления гвоздей, была такой же, как и с ножом на копье. Я вырезал в тростинке отверстие, вставлял гвоздь без шляпки, которую предварительно обрубал, все щедро намазывал клеем и заматывал тоненькой бечевой. Наконечник держался как влитый. Вместо перьев использовались жесткие кусочки пластика. На это пошло несколько ящиков, как раз отлитых из этого материала. Для самих же стрел — то же ящики, но уже из дощечек. Я выбирал самые длинные — нашлось несколько, вполне пригодных для изготовления древка. Из футляра, слегка его переделав, я смастерил колчан — теперь мои стрелы помещались в аккуратном хранилище и не путались при вынимании. Всего помещалось почти сорок штук. Вполне достаточно, чтобы держать на расстоянии любого, кто попытается покуситься на нас, или на наше имущество.

Если с луком все было ясно — я тренировался с утра до вечера, и очень быстро стал достигать неплохих результатов — то с мечом намного сложнее.

Он находился у меня на спине, и я легко мог выхватить его… и не более того. Нигде и никогда мне не приходилось учиться столь сложному делу, как фехтование. И уже, вряд ли, кто ни будь, мог меня этому научить. Но и оставлять такое замечательное оружие дома я не мог — одна только мысль, что оно со мной, уже наполняла меня уверенностью и уважением к самому себе. И все же — я старался, припоминая хоть какие ни будь приемы, проводить бой с тенью или воображаемым противником.

Большой топор был заменен маленьким — я решил не оставаться совсем без топора, так как тот всегда мог понадобиться при рубке дров в походе. Нести его было намного удобнее и легче. Кроме того, набив руку в метании, я легко мог всадить его почти с любого положения, во что угодно — как индейский томагавк. Остался дома и большой нож — хватало одного, более узкого и остро заточенного, висевшего у меня на груди. Теперь я совсем стал походить на варвара — одетый, словно по последней моде тех времен, и вооруженный, пожалуй, даже лучше, чем они. Брился я один раз в неделю, а то и реже. Скоблить быстро отраставшую щетину было трудно, да и нечем — одноразовые станки быстро выходили из строя, а заниматься этим в походах — не с руки. Но, когда я был дома, в подвале, то старался всегда иметь опрятный вид. Мне уже следовало чем-то заменить свою одежду — зимний вариант не годился, для более усиливающегося, весеннего тепла. Лучше всего, конечно, подошла бы кожа — но вот ее, как раз, на складе не было.

Среди множества различных, плотных и легких тканей, попадались всякие — от искусственного меха и до очень тонкого ситца. Все это было хорошо… если бы не отсутствие швейной машинки. Я с вздохом чинил порванные вещи, и мечтал о том, что, когда ни будь, все-таки отыщу склад готовой одежды.

Да, я полагал, что это уже весна — хотя, если считать по календарю — до нее оставался еще один месяц. Но уж больно все в округе, говорило о том что, то состояние, в котором находился город, как-то, не вяжется, с зимой… Мне не сиделось. Мы провели в подвале несколько суток — и я опять начал маяться в этих стенах, и искать выход своей энергии. Но отправляться больше на ту сторону я не хотел — не нарываться же самому на неприятности.

Я натянул возле наших тропинок несколько хитрых проволочек — и, если бы, кто ни будь, решился подойти незаметно, звон пустых банок поднял нас даже среди ночи. Но еще больше я полагался на чутье верного пса, и свое собственное, уже проверенное временем. Мне еще раз захотелось проверить, что же я видел на юге. Что это за скалы, или горы, просвечивали сквозь темные тучи на горизонте? Я не боялся заблудиться — со мной был пес, и теперь можно было отважиться на предприятие, которое раньше, заведомо, могло окончиться плохо. После того, как я прошелся вдоль русла реки, я примерно представлял себе расположение всего края — и нанес его на карту.

В отличие от города, где белых пятен осталось мало, там они изобиловали.

Единственная изученная линия — берег реки. И то — только до речного порта и разрушенной станции, где я встретил мать щенка…