На развалинах Мира

Щенок отбегал в сторону, рылся в попадающихся земляных кучах, что-то откапывал, бросал или приносил мне. Так он приволок книжку без переплета, мокрую и насквозь покрытую плесенью. Осколок фарфоровой чашки с сохранившимся фрагментом рисунка. А однажды — ручные часы из драгоценного металла, покрытые сияющими камешками… Они были изувечены ударом, сплющившим все их внутренности, и, в отличие от моих, идти они уже не могли. Я подержал их в руке, подумав, как много могли бы они значить для их владельца, каким мерилом жизненного благополучия и богатства могли бы быть… И выбросил. Прочь. Золото больше не играло привычной ценности.

Зачем оно нужно в этом мире, где куда дороже становился рыболовный крючок или кожаный ремень? Я даже и не думал, что, если встречу людей, это может мне понадобиться. Нет, на такие сокровища уже ничего нельзя купить…

Вечером мы устроились на ночевку. Я насобирал в округе всяческого хлама и разжег костер. Приноровившись высекать искры из случайно обнаруженного кремня, я теперь пользовался им, сберегая драгоценные спички. И, хоть последних у меня еще было немало — почти ящик, в подвале, но новый способ казался мне более подходящим и экономичным. Когда ни будь, придется придумать способ получше… И я, и щенок любили сидеть возле огня, наблюдая, как язычки пламени подогревают наш ужин. Вот и сейчас, пес облизывался, предвкушая, как я вытащу банку из золы, и вскрою ее острым ножом. Я же развлекался тем, что доводил до кондиции острие ножа — оно уже спасло меня однажды, и я не забывал заботиться о том, чтобы оно было в норме. Хотелось, когда ни будь, наточить его так, что бы лезвием можно было побриться — но такого мастерства я пока еще не достиг.

Тьма сгущалась. Наступающие сумерки отбрасывали причудливые тени по ближайшим холмам и буграм, падали вниз от изломанных деревьев, занесенных сюда чудовищными силами урагана. Иногда срывался ветер, чаще дующий с востока. После того, как северный, почти перестал напоминать о себе, вместе с ним закончилось и самое холодное время. Что южный, что восточный

— несли с собой тепло. Пес приподнял голову и стал втягивать воздух широкими ноздрями. Ветер нес запахи, неразличимые для меня, но понятные моему спутнику. Он принялся глухо ворчать, иногда вздыбливая шерсть — запахи ему не нравились. Потом он успокоился и опять положил голову на лапы. В его зрачках тоже сверкали огоньки, отражаясь от костра. Уши щенка слегка подергивались, продолжая чутко реагировать на еле слышные звуки, доносящиеся издалека. Где-то на севере, оранжевыми сполохами, черную серость неба прорезали молнии. Они не сопровождались раскатами, возвещающими о наступлении дождя — мы могли продолжать нашу ночевку дальше, не заботясь об укрытии. На всякий случай я нес с собой и тент — рассчитывать, что мы сможем спрятаться посреди голой степи, было безосновательно. Вообще, дождей становилось все меньше, и они были слабее.

Хотя, до настоящего тепла еще было довольно долго — если верить моему настенному календарю. Но стоило ли ему верить? Он отражал только привычное расписание смен времен года. А какое расписание существовало сейчас? По каким законам будет происходить смена сезонов на земле? И будет ли? Что считать зимой, что — осенью? До сих пор, сквозь мрачную взвесь, ставшую лишь немного светлее и выше, ни разу не проглядывало солнце. Я уже отвык от него…

Мы лежали, подставляя теплу костра, то один, то другой бок. Пес внимал моим речам, изредка постукивая о землю своим хвостом. Он был единственным, кто мог утолить мою жажду общения. И, возможно, именно такой собеседник, все понимающий и не спорящий ни с чем, был нужен мне тогда. Банки после ужина я бросил в костер. Это в силу старой привычки, не оставлять после себя ничего, что могло загрязнить природу. Обгорев, банка должна была рассыпаться, а кусочки жести очень скоро превратились бы в прах. Я научился такому способу давно, когда ходил в горы. Как давно это было… Словно в иной жизни. А может, это и было — в иной жизни. Только эта начиналась как-то не так. Ночь постепенно сходила на нет. Смену времени я узнавал скорее интуитивно, чем, глядя на небо. На нем вряд ли можно было вообще что-либо увидеть — то свинцово-стальное, то серое, то буро-коричневое — ни одного светлого тона. Ветер иссушил землю — даже редкие следы от давно прошедших ливней, в виде скоплений стоячей воды, теперь испарились. Хорошо, что я тащил на себе несколько фляг — нам бы хватило их, чтобы дойти до скал, где я рассчитывал пополнить запасы. Ну, а если нет — придется очень жестко экономить на обратном пути.

Забросав остатки костра землей, я поправил снаряжение, и кивнул псу:

— Хорошо тебе… Я таскай, а ты — лопай. Вот, навьючу как ишака, узнаешь, что почем.

Пес забегал вперед, поджидая меня на склонах, разведывал все интересные, с его точки зрения, места, и недовольно повизгивал, если я слишком медленно поднимался на очередной пригорок. Неожиданно он звонко залаял, устремившись в одну из ближайших впадин.

— Что такое?