На развалинах Мира

Скалы тянулись сплошной китайской стеной, по обе стороны света — только высота их, кое-где, была не меньше десяти-пятнадцати метров, что не могло быть сопоставимо ни с какой стеной в мире. Походило на то, что она возникла ниоткуда — сама собой, словно вдруг вылезла из земли. Щенок скучал. Он водил носом и ждал, когда же я дам команду, хоть куда ни будь, идти. Ему хотелось есть и пить, и я решил устроить небольшой привал.

Отсюда открывался хороший вид — мы были на возвышенности, и вся, пройденная нами степь, лежала, как на ладони. Мы словно находились на краю чаши, и, примерно до середины, могли все в ней разглядеть. Развалины города уже не просматривались — не хватало света. На западе клубился туман

— скорее всего, над руслом, где продолжалась работа гейзеров и грязевых, горячих источников. На востоке — какое-то светлое пятно. Вряд ли это могла оказаться та самая, желтая пустыня. Но иного объяснения я не мог предположить. Вполне вероятно — это было свечением от остаточной радиации.

Пес зевнул и потянулся — ему надоело лежать, и он встал. Щенок подошел ко мне и положил свои лапы мне на ноги.

— Приглашаешь вперед? Ну, ладно…

Я поднялся. Припасов и воды у нас оставалось еще достаточно, и можно было попробовать пройти какое-то время, в любом направлении. Выбрав, все-таки, восточное, я стал спускаться со склона — вдоль линии оврага идти было легче. Отдохнувший пес резво трусил впереди. Я все больше ловил себя на мысли, что знаком не со всеми его талантами, и, кто знает, чем он удивит меня в будущем… Во всяком случае, его преданность внушала надежду, что, когда он вырастет, и станет таким же большим и грозным, как его мать, то не превратится во врага.

Кое-где, из почвы, вырывались побеги ярко желтого и красного цвета. Это было столь непривычно, что я сорвал один и стал разминать его в пальцах.

На коже появилась розоватая жидкость — сок растения.

— Ну и ну. Все больше чудес…

Направо от нас возвышались темные скалы, возле которых я не решился идти.

С верхушек могли сорваться здоровенные глыбы — таких немало лежало вокруг, и я боялся, что мы можем попасть под одну из них. Теперь я понимал, что это совсем не те горы, которые я так хотел увидеть. Даже чудовищное землетрясение не могло так изменить все, чтобы они стали настолько ближе.

Но и этих скал я не помнил — вот они-то, как раз, появились совсем недавно. Это было понятно и по тому, что они словно выросли из земли — та разверзлась, выпустив каменных исполинов. Они преграждали мне дорогу на юг, и, если бы я решил все же добраться до пресловутых гор, мне предстояло найти проход, или вернуться к реке. Но, предварительно, я хотел узнать, как далеко они тянутся по направлению к желтой пустыне. Земля не казалась больше мертвой — чем дальше мы уходили от руин города, тем больше встречалось нам следов пребывания всяческой живности в степи. То, это были, какие-то норы, то, насекомые роем начинали кружиться возле самого лица. Пес начинал с лаем метаться по сторонам — и я был вынужден окликом призывать его обратно, боясь, что он нарвется на укус. Связываться с этими насекомыми, не зная, что они из себя представляют, как-то не хотелось…

Далеко впереди было видно резкую грань, между небом и краем этой земли.

Это было красиво и несколько жутковато. Странно видеть желтые ростки, слышать одну только тишину, нарушаемую нашими шагами.

Щенок, убежавший вперед, крутанулся на месте, и что-то схватил зубами. Я позвал его к себе и, сжав ноздри, заставил выплюнуть добычу. На земле, копошась в слюне и пытаясь расправить надломанные крылья, возился большой жук. Таких я еще не видел…

— Да, впечатляет. Вот теперь кто претендует, на то, чтобы стать хозяином этого мира. Ну и зверюга…

Жук поражал своими размерами. Почти с мою ладонь, с украшением на овальной голове в виде длинного, зазубренного рога — как только щенок не поранил себе небо? У него были мохнатые, крепкие лапки и вроде, как подобие гребня на спине… Он перевернулся на брюшко, отполз на сухое место, задергал жесткими крыльями, и — полетел! От его полета раздался приглушенный гул, словно вдали ударили в колокол. Собака бросилась было за ним, но я осадил ее суровым окликом:

— Назад!

Пес резко затормозил, и, вернувшись, как бы независимо поплелся за мной, с сожалением оглядываясь в сторону посадки насекомого.

— Нет, приятель. И не думай. Кто его знает — вдруг, он ядовитый? Слопаешь ненароком, а потом сдохнешь здесь, в коликах. Видел, какой у него рог?

Застрянет в брюхе, и — ау…

Пес посмотрел на меня скептически и забежал вперед. Я подумал:

— Так… Не знаю, как насчет разговаривать, но, односторонняя связь, кажется, уже установлена. Меня он понимает прекрасно. Если еще, со временем, я услышу внятный ответ… Стоп, лучше не надо.