Если мне повезло вырваться из ада, бушующего наверху, хватило здравого смысла чтобы оценить ситуацию и принять единственно верное решение, а не сидеть тупо на дне колодца — то так ли уж сложно будет отыскать выход и отсюда? Была бы еще вода… Есть мне совершенно не хотелось, но жажда мучила совсем уж невыносимо. Хоть я и не знал точно, сколько времени провел под землей, но полагал, что уже не менее десяти-двенадцати часов. И столько же — если не больше — провалялся без чувств в самом начале этого полубезумного пути.
У метро — сотни выходов на поверхность. Я знал, что рано или поздно, но доберусь до платформы, с которой смогу подняться наружу. Правда, что могло меня там ожидать? Я содрогнулся, припомнив, как спасался от кошмара, который начался в середине дня и продолжался, по-видимому, до сих пор.
Странное дело, но здесь, на глубине нескольких десятков метров, казалось даже спокойнее. И тут меня, как ножом, кольнуло подозрение, в начале не совсем ясное, а потом полностью оформившееся. Вода! Громадные ее массы не могли просто унестись за пределы города — что-то все равно должно было попасть и сюда, в подземелья! И тогда… Я даже покрылся испариной, подумав о том, что она настигнет меня здесь, а я даже не смогу понять, что случилось, как напьюсь ею так сильно, что никакая жажда мне уже не будет грозить вообще никогда…
И тогда я рванулся, позабыв, что ничего не вижу. Меня вел инстинкт, а может быть, и еще что-то, чему я не мог найти определения. Я стал гораздо реже промахиваться ногой мимо рельса, а рукой, которой я придерживался о стену, меньше натыкаться на острые концы оплетки проводов и креплений.
Чтобы отвлечься, стал считать шаги, потом сбился, вновь стал считать… И бросил это занятие, так как оно отвлекало меня от того, чтобы просто, идти. Я прошагал так около двух часов и стал подумывать, что направление, выбранное мною, не совсем уж и верно — не могли же станции находиться так далеко друг от друга? Два часа — это примерно девять или восемь километров по ровной дороге. Но, с другой стороны, не на такой… Я решил идти дальше — возвращаться было нестерпимо. Иногда я проверял другую сторону пути — но и там была все та же стена, с проводами и креплениями.
И вновь, как в первый раз, я вздрогнул от неожиданности. Рука провалилась в пустоту, и я едва не упал, ударившись грудью обо что-то. И опять возникшее чувство опасности удержало меня от последующего шага. Я замер, осветил пространство перед собой и еле сдержал крик ужаса… Впереди была пропасть. В скудном освещении невозможно было понять, как она глубока, но и его хватало, чтобы увидеть — в ней находится то, что осталось от идущего поезда и части платформы, где находились люди. Не было ни пожара, ни воды
— только громадная яма, где лежали останки раздавленных пассажиров и придавленные большими камнями вагоны. Там были еще живые — я услышал стоны и вздохи, не различимые мною ранее, пока я не встал у самого края провала.
А за ним — та часть платформы, попасть на которую я бы уже не смог никоим образом. Для этого необходимо было преодолеть эту пропасть. Но сделать это было невозможно…
— Мм…
Я глухо взвыл. Быть так близко к спасению — и опять оказаться обманутым!
Достав тряпки, которые я нес на себе все дорогу, я разложил костер, чтобы осмотреться получше. Едкий чад и гарь от сгораемого тряпья ударили в нос.
Она была пропитана чем-то, вроде масла или мазута и горела очень быстро.
Все было верно… То, что я успел разглядеть, не оставляло надежды. Станция была наполовину завалена, а провал не позволял мне проникнуть на вторую ее часть. Впрочем, попади я в нее, еще неизвестно, что бы мне это дало.
Пробраться сквозь валуны и согнутые страшным давлением, стальные опоры, было еще очень непросто… Было удивительно, как при этом сохранилась сама колея, по которой я вышел к станции.