На речных берегах

Жизнь на открытых местах выработала у куликов еще один способ сохранения яиц от врагов: нередко кроме основного гнезда-ямки они устраивают несколько ложных. Располагаются они всегда на семейном участке в некотором отдалении от настоящего. Птицы даже во время насиживания поддерживают их жилой вид, словно не сегодня-завтра в каждом из них будет лежать яйцо, или, наоборот, еще вчера были яйца, а сегодня уже ушли птенцы. На устройство таких ямок не требуется ни времени, ни труда. Располагаются эти лжегнезда на самых видных местах: пологих возвышениях, узких перешейках между сырыми, заиленными понижениями, то есть там, где хищник обычно ищет яйца или где он вынужден обходить неудобные участки. Таким образом, назначение пустых лунок скорее всего отвлекающее — заставить врага убедиться, что поживиться тут нечем, и прекратить поиск настоящего гнезда. Другого объяснения этой черте поведения зуйков я найти не мог ни при наблюдениях за жизнью их колоний, ни при встречах с одиночными парами. Лишь там, где на чистом песке едва-едва удавалось зуйкам спрятать гнездо, отвлекающих ямок не было.

В жаркий день наседка лежит на гнезде неспокойно. Часто встает, не дождавшись смены, уходит кормиться, оставляя яйца под палящими лучами без прикрытия. Солнце так нагревает песок, что ходить по нему еще можно, но стоять нельзя. И чтобы жизнь под тонкими скорлупками не пострадала от этого пекла, чаще всего самка, возвращаясь к яйцам, немного студит кладку, ложась на них мокрой грудкой. Кончив кормиться, она заходит в воду почти по крылья, приседает немного и скорее семенит к гнезду. Бег ее так плавен, что мокрые перья, отяжелев от воды, отвисают книзу, но с них не успевает упасть ни капли. Мокрым пером самка сразу же прижимается к яйцам.

Четкости в смене самца и самки на гнезде нет. Ритуал смены прост: сменщик подбегает к гнезду и останавливается рядом, распушив белые перья боков, наседка встает, уступая место, и убегает к воде. Или же сменщик останавливается в стороне, метров за пять-восемь от гнезда. Тогда наседка перелетает к нему, а он стремглав, так, что даже не видно мелькания ножек, мчится на ее место и сразу ложится на яйца. (Читая «наседка», не принимайте за нее только самку. Я не уловил различия в поведении ее и самца при подмене друг друга, потому что не мог удержать в памяти ни одной надежной приметы самца.)

Наряд у зуйков неброский, птиц на песке он не маскирует. Цвета его контрастны: коричневый, белый, черный. Вокруг агатово-черного глаза кольцо-ободок, яркое, как лепесток весеннего лютика. Крылья острые, длинные, узкие. Хвост в полете, на бегу, в покое сложен тупым клинышком, но когда самец ухаживает за своей избранницей, не остается сомнений, что самое красивое в наряде птицы — именно ее хвост. Только показывает она эту красоту не часто. Отвадив соперника, самец подбегает к самке и так кланяется перед ней, не приседая, что касается грудью песка у кончиков собственных пальцев. В поклоне он разворачивает широким двуцветным веером хвост, поставленный торчком. Каждое перышко на нем не скруглено, как у большинства птиц, а чуть приострено, отчего этот веер похож на миниатюрный индейский убор и, наверное, производит на самку должное впечатление, хотя и у нее он такой же.

Скор этот куличок на ногу. Шагом ходит во время кормежки, а больше бегает. На бегу так мелькают тонкие ножки, что издали кажется, будто летит он над песком бреющим полетом, не разворачивая крыльев, что вот так по берегу может без остановки добежать до моря, до края света, а там подняться в воздух. Заметен лишь последний шаг, потому что на любой скорости останавливается как вкопанный: приставит ногу к ноге и замрет. И полет его стремителен и легок. По весне чуть ли не весь день может, покрикивая, носиться с одинаковой скоростью по ветру и против ветра так, что глаз не успевает следить за всеми виражами и зигзагами.

Птенцы появляются из яиц друг за другом. Едва первый освободится от скорлупы, родитель тут же бегом уносит ее подальше, чтобы свежая белизна изнанки не привлекла ненужного внимания коршуна или чайки. Обсохший, в пестром пуху, куличонок становится невидимкой, как и яйцо, из которого он вылупился. Общий тон его расцветки сверху — под песок, а рисунок и в таком возрасте похож на рисунок взрослых: беловатое пятно на лбу у основания клюва и узкий белый ошейничек. Как только обсохнет последний из четверки близнецов, семья, оставаясь на косе, уже не нуждается в постоянном пристанище, и видимая жизнь птиц проходит на ногах. А едва поднимется молодняк на крыло, покидают зуйки речные берега, не ожидая никаких попутчиков. 

Обманщица-тростянка