В дискуссиях по поводу психологического критерия вменения проявилось отношение к психологии: часть психиатров и юристов отказывались считать психологический критерий столь же научным, как медицинский, полагая, что тем самым вводится метафизическое спорное понятие сознания. Так думал, например, Ф. Кони (см.: Журнал гражданского и уголовного права, 1883, кн. 6, с. 60). Об этом говорили и участники заседания Петербургского общества психиатров, посвященного вопросу о невменяемости. Они полагали достаточной естественнонаучную оценку проявлений психической деятельности.
В Московском отделении Общества психиатров позицию X. Кандинского разделял С. С. Корсаков. Как и Кандинский, он считал возможным дать материалистическое объяснение сознанию и потому не считал это понятие метафизическим; более того, таким путем реализовалось, по его мнению, представление о социальной детерминации психики. В. X. Кандинский возражал своим противникам, указывая, что не все психологические теории умозрительны и метафизичны, существует и научная психология, которая дает причинное объяснение действиям человека, в том числе и волевым действиям. «Одно дело, — заявлял Кандинский, — учение о свободе воли у спиритуалистов, и другое дело — учение об условной свободе воли у психологов. Спиритуалистическое понятие о воле исключает всеобщность действия закона причинности; у психологов же свободное действование есть не что иное, как частный случай этого закона» (Кандинский, 1890, с. 20–21). Представление Кандинского о детерминации распространяется и на социальную детерминацию.
В качестве аргумента против индетерминистической концепции свободы воли Кандинский приводил судебно-исправительную практику, основывающуюся на «принципе определяемости воли внешними факторами, на принципе детерминистическом, совершенно противоположном индетерминистическому учению спиритуалистов» (там же, с. 32). «Тот, кто хочет путем наказания исправить злую волю, уже этим самым отрицает абсолютную свободу воли и, напротив, утверждает, что внешние факторы (как, например, наказание) могут отражаться на воле определяющим, изменяющим образом.» (с. 11).
В практике своей судебно-психиатрической экспертной деятельности Кандинский показал образцы сочетания высокого уровня клиницизма, правовой, социально-психологической и психологической оценки лиц, совершивших преступление. Он учитывал связь побудительных мотивов, выбора решения и его осуществления с целеполагающим сознанием, с анализом и синтезом мышления и социально-этническими чувствами.
В экспертном заключении по делу Губаревой, обвинявшейся в покушении на убийство (там же, с. 43–124), Кандинский согласно своему взгляду дал характеристику ее постоянного психопатического состояния — изменчивость, дисгармония отдельных сторон — и острого психического расстройства, в которое она впадала по временам и которое можно определить как временное полное умопомешательство или умоисступление. Характеристика психопатического состояния Губаревой включала прежде всего черты ее взаимоотношения с людьми. Согласно судебно-психиатрической экспертизе, суд присяжных признал Губареву невменяемой в момент совершения преступления.
Тесная связь между психиатрией и психологией, которая отличала передовую русскую науку второй половины XIX в., вызвала внимание к ряду социально-психологических явлений, обнаруживавшихся в практике работы психиатров. Сталкиваясь с этими явлениями, они давали не только их описание, но и возможное в то время объяснение. В специфических формах перед ними выступали массовые действия, межличностное общение, поведение людей в совместной деятельности и многие другие социально-психологические явления. Поднятые психиатрами-клиницистами проблемы пограничных состояний имели важное значение для изучения ряда социально-психологических вопросов, которые были поставлены последующим развитием науки.
Глава 6
Православная церковь и проблемы социальной психологии
В истории русской психологии второй половины XIX в. одна ее сторона представляет особый интерес в связи с постановкой и решением социально-психологических проблем, вопросов об исторических формах социальной обусловленности психики, о социальном значении психологии. Речь идет о той роли, которую играла психология и социально-психологические проблемы в частности в идеологической деятельности православной церкви.
С психологией у церкви были особые отношения, поскольку ее считали «наукой о человеческой душе». Церковь видела в ней науку, наиболее близкую к богословию, ценила ее как дисциплину, важную для успешного руководства сознанием масс. Поэтому-то борьба против выделения психологии в самостоятельную науку, против определения ее материалистического пути, против ее союза с естествознанием стала для православия одним из важнейших участков борьбы против атеизма, за сохранение религиозного мировоззрения.